Ларец с опасным сюрпризом

Эксперты, перебросившись парой фраз, двинулись в распахнутый настежь балок. Фигурами они были покрупнее – не в смысле позитуры или веса (телосложения они как раз были самого что ни на есть худощавого), а в смысле значимости при поиске преступников, все-таки имели офицерское звание. С обоими экспертами Илья Никольский также был достаточно хорошо знаком. Тут ничего не поделаешь, круг-то один!

Они очень напоминали друг друга, даже в звании были одном – капитанском. Правда, один был пострижен коротким ежиком – его звали Никита Чумаков, а у другого, Федора Шерстнева, через светлые волосы проступала небольшая плешь. Худосочные, скуластые, они вгрызались в работу, как голодные бультерьеры в кусок жирной кости.

Никольский прошел в чистый балок с аккуратно заправленной раскладушкой, стоявшей вдоль стены, и электрической плитой на низеньком столике. Надо полагать, что сторожевой балок был не только местом отдыха, но еще и кухней со столовой. Вдоль правой стены на полу лежал мужчина с открытыми глазами и перекошенным от боли лицом. Ворот его рубахи был широко распахнут, как если бы ему не хватало дыхания, а на левой стороне грудной клетки через светло-голубую рубашку просочилась кровь. Ее было немного, следовательно, кровотечение внутреннее.

Подле трупа с озабоченным видом стояли два эксперта и внимательно всматривались в его лицо, как если бы рассчитывали на внезапное воскрешение. Осознав тщетность предпринятых усилий, один из них, постриженный ежиком, посмотрел на вошедшего Никольского.

– Что можете сказать? – спросил Илья после того, как поздоровался.

После такого вопроса обычно начинается самое интересное: унылые физиономии экспертов приобретают одухотворенность, словно они не строят предположения, основанные на подобранных уликах, а упражняются в устном творчестве.

Стриженый для пущей убедительности дважды кашлянул в кулак и заговорил:

– Убитый был сторожем «Стройинвеста». Зовут его Иван Петрович Кочергин, возраст сорок восемь лет. Работает в компании с прошлого года. Судя по всему, убит он был у входа в балок, где и обнаружилось значительное количество крови. Убийц было двое. Потом они внесли труп в балок и закрыли дверь.

Столь серьезным заявлениям невольно хотелось верить.

– Крови мало, – сдержанно заметил Никольский, сунув руку в карман, чтобы вытащить пачку сигарет, но тотчас раздумал, подумав о том, что балок с покойником – не самое подходящее место для курения.

– Так оно и есть, – легко согласился Чумаков, потрогав рукой топорщившийся ежик волос. – Скорее всего, ударили заточкой или чем-то острым наподобие испанского стилета. В этом случае крови почти не будет, да и рана на груди небольшая.

Илья слегка кивнул, это уже кое-что. Одно дело – удар кухонным ножом, и совсем иное – заточкой. Это уже почерк, если хотите, определенный образ жизни. Обычно заточки носят уголовники, прошедшие суровую зэковскую школу, а по тому, с каким мастерством проведен удар, можно было судить, что за плечами преступника немалый опыт.

– Заточку нашли?

– Пока нет, – отрицательно покачал головой второй. Глаза у него были светлые, ясные, и нужно было основательно всмотреться, чтобы уловить голубоватый цвет радужки. – Обыскали везде. Ищем!

Отчего-то смотреть в его выцветшие глаза было неприятно, и Никольский сделал над собой усилие, чтобы не отвести взгляд в сторону.

Илья неоднократно ловил себя на том, что становится невероятно раздражительным, стоит только не покурить какой-то час. Первое, что он делал, продирая от сна глаза, так это хватался за пачку сигарет, постоянно лежавшую на тумбочке, и травился дымом до тех самых пор, пока, наконец, в горле не становилось горько. После отравляющей процедуры можно было успокоиться и осуществлять все остальное: пялиться на свое заспанное лицо, стоять под холодным душем и с тоской думать о том, что где-то в металлическом строительном балке его дожидается очередной покойник.

Разумеется, курить натощак – не самая лучшая привычка в мире. Куда лучше выпивать стакан апельсинового сока, оно как-то и полезнее. Но что тут с собой поделаешь, если утром хочется непременно отравиться никотином! А иначе без этого яда и день не в радость… Последующие сутки получаются какими-то скомканными, единственное, что хочется, так это послать кого-нибудь по матушке.

Все шло к тому, что день обещал быть дрянным, потому как нарушался заведенный порядок. Поговаривают, что курильщика подбивает браться за сигарету какая-то одна черта: иным нравится запах табака, другим – терпкого дыма, третьим – сопутствующая компания. Достаточно вытравить из себя эту привычку, и можно напрочь отказаться и от самих сигарет. Илья ловил себя на том, что глотание дыма не доставляет ему особой радости, куда приятнее запах слежавшегося табака. Так что само курение по большому счету было для него вторичным.

– Вы внимательно все осмотрели? – старательно скрывая раздражение, спросил следователь.