Валерка поступил в школу номер семь только в этом году. Он был способный, но очень застенчивый. В школе, где он раньше учился, его всё время дразнили, потому что он был толстый и носил очки. Здесь такого, конечно, не водилось, но Валерка всё равно стеснялся и старался держаться особняком. Он умел делать вещи, которые были под силу далеко не каждому, но только тогда, когда знал, что на него никто не смотрит. В классе же он терялся, краснел, начинал заикаться и всё валилось у него из рук. Его ответы у доски были непонятны даже ему самому, а на практических занятиях от него старались держаться подальше: никто не знал, что произойдёт после того, как Валерка произнесёт даже самое простенькое заклинание. Однажды, пытаясь сотворить обычный цветочный горшок, Валерка с грохотом и треском провалился под пол. Как выяснилось позже, произнося заклинание, он подумал, что у него всё равно ничего не получится, и захотел от стыда провалиться сквозь землю. Вот и провалился, и хорошо ещё, что лаборатория практической магии расположена на первом этаже…
Словом, не было ничего удивительного в том, что накануне контрольного зачёта по материализации Валерка ходил сам не свой. Экзамен действительно предстоял сложный, и даже самые способные из учеников спецшколы чувствовали себя не совсем уверенно. Никто не знал, каким будет задание, и все прикидывали, хватит ли у них сил создать из ничего что-то более сложное, чем пресловутый цветочный горшок. Пётр знал, что справится, но всё равно чувствовал себя не в своей тарелке. Что уж говорить о Валерке! С самого утра он ходил как в воду опущенный, а к обеду и вовсе пропал. Пётр едва сумел его отыскать в старом, запущенном графском парке. Валерка сидел на берегу пруда и наблюдал за маленьким парусником, который плавал в нескольких метрах от берега. Ветра не было, но парусник лихо носился взад-вперёд, кренясь на поворотах так, что почти касался краешком паруса поверхности воды. Он был длиной с руку, его изящный корпус блестел тёмным лаком и надраенной медью, на мачте развевался какой-то вымпел, а на корме трепетал Андреевский флаг — косой синий крест на белом поле. Проплывая мимо Валерки, кораблик каждый раз салютовал ему выстрелом из носовой пушки. Стоя в кустах, Пётр видел, как блестит начищенный медный ствол и взлетают белые пушистые облачка порохового дыма. Звуки выстрелов были совсем тихие, не громче хлопка в ладоши. Шкода Машка, неразлучная Валеркина приятельница, сидела у него на плече, цепляясь за воротник его рубашки длинным голым хвостом с кисточкой на конце, и радостно попискивала. Машка была весёлой шкодой, совсем незлой и абсолютно безвредной, за что её и изгнали из родной стаи. Удирая от своих кусачих товарок через все девять измерений, Машка случайно очутилась в школе. Здесь её все любили и с удовольствием с ней играли, однако своим лучшим другом шкода почему-то выбрала Валерку — наверное, чувствовала в нём родственную душу.
Валерка смотрел на кораблик не отрываясь. Он всё время что-то шептал, а его толстые пальцы с обгрызенными ногтями шевелились в воздухе, как будто подтягивая маленькие канаты и вертя крошечный штурвал. Вот он снова сделал плавное движение ладонью, парусник лихо развернулся, подняв мелкую волну, и пошёл назад. Проплывая мимо камня, на котором сидел Валерка, кораблик опять выстрелил из пушки, а шкода на Валеркином плече вытянулась по стойке «смирно» и дурашливо отдала честь, приложив маленькую коричневую ладошку к пушистому виску.
Пётр так загляделся на эту картину, что совсем забыл об осторожности. Под его ногой хрустнула ветка. Валерка вздрогнул и обернулся. Шкода Машка испуганно пискнула у него на плече, а кораблик вдруг исчез. Теперь на его месте была обыкновенная коряга с торчащим кверху сучком, который, если очень захотеть, можно было принять за обломок мачты. Набрав разгон, коряга ещё какое-то время плыла по инерции, потихонечку теряя скорость, а потом и вовсе остановилась, уткнувшись в берег.
— Извини, — виновато сказал Пётр, выбираясь из кустов. — Жалко, хороший был кораблик.
Валерка покраснел и потупился.
— Это так, срупда, — сказал он. — Подумаешь, кораблик. Обыкновенная игрушка.
— Ничего себе обыкновенная! — искренне сказал Пётр, усаживаясь рядом с ним на камень. Валерка подвинулся, давая ему место, а Машка в знак приветствия скорчила уморительную рожицу, глядя на которую Пётр едва удержался от смеха. — Ничего себе обыкновенная! — повторил он и дружески толкнул Валерку локтем. — Я бы, наверное, так не сумел. Мне бы такие способности!
Валерка вздохнул и совсем опустил голову.
— А что толку? — уныло спросил он. — Подумаешь, способности. Кому от них польза, если я всего боюсь? Вот понадобится, к примеру, человеку помочь, а я вместо этого опять под землю провалюсь. Вместе со способностями. Или ещё чего похуже…
— Да брось! — сказал Пётр. — Чего ты киснешь? Пора бы уже перестать бояться всех на свете. Никто тебе не желает зла, никто над тобой не смеётся…