На пузатом и душном самолете «АН-10», тогда еще летавшем с пассажирами, мы вылетели в Краснодар — Лариса, Элем Климов, его брат Герман и я. Это была чистая авантюра, причем совершенно несерьезная. Лариса была несказанно измучена нашей только что закончившейся картиной. Надо было срочно куда-то убежать из Москвы. «Организатор отдыха на юге», то есть я, имел лишь адрес: «Геленджик, автопансионат „Кубань“», где в то время находилась сборная страны по горным лыжам и куда меня как-то мимоходом звали. Ко мне примкнула Лариса, к Ларисе — муж, к мужу — брат. Как ни странно, но вот такие чисто авантюрные номера чаще всего оказываются удачнее и запоминаются больше, нежели глубоко продуманные и подкрепленные тяжелой артиллерией писем и звонков мероприятия по осаде всяческих многоэтажных крепостей на Черном море. Знакомый тренер устроил нас, проведя как членов сборной СССР по горным лыжам. Ларису это очень смешило, и она говорила, что единственная сборная, куда бы она могла по праву попасть сейчас, — это сборная нервноистощенных.
Мы поселились в молодежных бетонных «бочках», вокруг которых плескалось «море веселья». Мы мечтали только об одном — выспаться от души и выкинуть из головы долгоиграющую мучительную пластинку фильма. Он был снят, и уже было невозможно с ним что-либо сделать. Мы испытывали к только что появившейся картине весь набор родительских чувств — от угрюмых обвинений в гениальности до веселого ощущения бездарности. Мы стремились немедленно забыть наши многочисленные переживания, лица, разговоры и поэтому энергично ринулись к предметам, давно забытым нами, — морю, стадиону, прогулкам по набережным, вечерним шашлыкам, которые обмахивали фанерными дощечками грустные молодые мужчины. Мы вечером даже пошли на веранду танцев. Веранда была как веранда, обычное приморское дело. Пасть эстрады, где свешивались пол у оторванные штормовыми ветрами фанерные листы. Мертвящие лампы дневного света. Скопления женщин.
— Ну, берегитесь, — засмеялась Лариса, — сейчас местные кадры вас расхватают.
Массовик, сменивший унылого аккордеониста, воскликнул: «Граждане женщины! Прошу к исключительно интересной игре! Прошу изъявить желание со стороны женщин!» Мы все посмотрели на Ларису. «Дураки!» — сказала она нам. Тут возле нас появилась новая пара. Столичные, красивые, молодые. Красивый вертел на пальце ключи.
— Вот и танцы, — сказал Дима (имя его станет для вас очевидным из последующих событий). — Прелесть.
Он легко обнял Люсю (ее имя тоже станет вам известно) рукой, свободной от ключей.
— Я, — сказал он, — ты, «Жигули» и море. Все сбылось.
Тут я заметил, что Ларису больше совершенно не интересует происходящее на площадке… Она отодвинулась в глубокую тень и не спускала глаз с подошедшей пары. «Знакомые ее, что ли?» — подумал я. Между тем на площадке призывам массовика рискнула соответствовать лишь одна женщина, крепкая, рослая. И высокая желтая прическа была на ней как шапка черкеса. Остановившись в центре круга, она, вызывающе подняв подбородок, ожидала конкурентов. Никто не шел. Массовик продолжал зазывать в микрофон. Тут Дима легко подтолкнул свою спутницу.
— Ты что, с ума сошел?
— А что, прекрасная будет хохма! — сказал он, разгораясь от идеи. — Тайно удрать на юг и в первый же вечер, на пошлейшем аттракционе… А? Люсь, давай!
— Я очень устала, — ответила она.
— У нас вот тут есть желающие! — закричал Дима и стал выталкивать свою подругу в круг. Блондинка в красном сощурила глаза, пытаясь определить, откуда исходит дерзкий вызов.
— Вот и начало сюжета, — тихо сказала Лариса. Она монтировала все — любой жест, взгляд, пейзаж. Она так была устроена.
— Есть еще желающие? — спросил массовик.
— Есть, но только они не хотят, — ответили из темноты. Массовик дал знак аккордеонисту, и тот извлек из инструмента душераздирающий туш.
— Никогда так не снять, — сказал Элем.
— Никогда, — сказала Лариса.
Оказалось, что игра состояла в том, что надо было вспомнить максимальное количество мужских имен и при произнесении каждого имени двинуться на шаг вперед.
— Драматург! — сказала мне Лариса. — Записал бы.
— Я на отдыхе, — ответил я.
— Начали! — воскликнул массовик.
— Степан! — страшным голосом сказала блондинка и совершила первый шаг.
— Рраз! — крикнули вокруг площадки.
— Иван Романыч!
— Два!
Дальше следовали: Коля, Додик, Владимир, Сашок, Константин, Терентьев Федор Анисимович («Без личностей!» — закричал массовик), Павлик, Семен, еще раз Семен, другой (массовик: «Это не по правилам!»). Боря с автобазы, очкарик, как звать, не знаю (массовик: «Очкарик не имя, гражданка забывает!»). Все вокруг кричали, каждый считал необходимым высказать свое мнение и о Федоре Анисимовиче Терентьеве и особенно — о никому не известном очкарике без имени. Победно оглядывая темноту, блондинка вернулась на прежнее место. Тут же к Люсе подскочил фальшивым опереточным шагом массовике карандашиком микрофона в руке. Люся взяла микрофон, сделала один шаг и сказала:
— Дима.
И остановилась и протянула микрофон массовику.
— Ну? — сказал массовик.
— Все, — сказала Люся.