Читаем Лариса полностью

— Вот вы тут улыбаетесь, а я хочу говорить о серьезном, — сказал он. — Реня, — он повернулся к хозяйке и слегка ей поклонился, — второй тост, насколько мне известно, полагается поднимать за родителей, которые вырастили именинницу. Но все мы знаем, что родителей у тебя нет, что выросла ты в детдоме. — Олег слегка запнулся, переступил с ноги на ногу. Все давно перестали улыбаться, внимательно и серьезно слушали, что будет дальше. — Но ты выросла очень хорошим человеком. На заводе работаешь, в институте учишься и товарищ замечательный. Так давайте выпьем за тех, кто тебя воспитал. Назови нам из тех людей кого захочешь, и мы выпьем за их здоровье!

Все весело повернулись к Рене, поддерживая тост. А Реня сидела растерянная и не находила слов.

— Наговорил, — пожала она плечами. — Уж такая я хорошая! Да и задачку задал — назвать кого-нибудь из чудесных людей… Их много было… Но если так, — наконец решила она, — давайте выпьем за Анну Владимировну.

Никто не знал Анны Владимировны, но все дружно подняли рюмки за незнакомую женщину.

Зоя впервые услышала, что Реня выросла в детдоме, и теперь с особым интересом и уважением посмотрела на нее. Зое казалось, что человек, который вырос в детском доме, должен быть не таким, как все. Она представляла себе таких людей постоянно печальными, несчастными. А Реня вовсе не такая. Красивая, веселая, она выглядела совершенно счастливым человеком. Наоборот, несчастной на какую-то минуту ощутила себя Зоя. «Как хорошо им всем, — подумала она. — Работать никому из них не трудно и жить в общежитии весело. А я… Имела ли я вообще право приходить сюда?..» Зоя опустила глаза. Это сразу заметил Женя.

— Вам что, скучно? — спросил он. — Ну, я не допущу, чтоб моя соседка да скучала, — заявил он, доливая вина в Зоину рюмку.

Женя пустился болтать с Зоей, шутить, и она постепенно ожила, а потом и вовсе развеселилась.

Скоро отодвинули стол, включили радиолу и стали танцевать. Женя сразу пригласил Зою. Танцевал он превосходно, это стало особенно ясно, когда после него Зою пригласил Володя. Тот поминутно сбивался с такта, наступал на ногу и краснел, как девочка. Дальше Зоя танцевала только с Женей. Он все время стоял рядом, и стоило зазвучать музыке, как тут же брал ее за руку, и ей это очень нравилось, нравилось, что такой красивый, совсем взрослый и даже женатый парень выделил ее среди других.

Несколько раз подходила Реня, спрашивала, хорошо ли ей, весело ли. И Зоя искренне отвечала, что ей хорошо, весело.

Потом снова сели за стол. Снова пили вино, ели виноград, яблоки. Конструкторша Катя прикрыла глаза, откинулась на спинку стула и завела звонким голосом:

Ой, березы да сосны,Партизанские сестры…

Валя выбежала из-за стола, взяла гитару. Песню сразу подхватили. Пели хорошо, слаженно. Валя хорошо аккомпанировала. Было видно, что не в первый раз собираются друзья, не в первый раз поют эту песню. Только Зоя не знала слов и все никак не могла попасть в лад. Немного лучше пошло у нее, когда запели «Подмосковные вечера». Зоя смотрела на Олега, который сидел напротив и дирижировал хором. Он то поднимал ладони кверху, показывая, где взять выше, то опускал их вниз, веля петь потише. Когда Зоя фальшивила, он грозил ей пальцем.

Вдруг Зоя почувствовала, что на плечи ей легла рука. Рука была Женина, она сразу догадалась, хотя не поворачивалась и не видела его. Стол и все, кто сидел за ним, на мгновение куда-то уплыли. Потом все снова вернулось на место. Словно откуда-то издалека возвращалась и песня. А Женина рука лежала на ее плечах — тяжелая, теплая, приятная. «Не видит ли кто-нибудь? Надо сбросить его руку, нехорошо так», — подумала Зоя и слегка повела плечом. Но Женя не убрал руку, наоборот, кажется, еще сильнее прижал ее к плечу. И Зоя больше не сопротивлялась. Только запела громче, словно голосом своим хотела отвлечь внимание от Жениной руки, показать, что ничего особенного с нею не происходит.

«Но ведь он женат», — на какой-то миг спутала слова песни тревожная мысль. Но слово «женат» совсем не подходило Жене — такому молодому, красивому и хорошему, и Зоя перестала об этом думать. Ей хорошо — и пусть. Она не собирается отбивать его у жены.

Хотя час был поздний, Антонина Ивановна не спала. Она отперла Зое дверь, спросила, не хочет ли дочка есть.

— Что ты, мамочка, я же в гостях была, — засмеялась та.

Лежа в своей мягкой, теплой постели, Зоя вспоминала сегодняшний вечер. В ушах еще звучала музыка, звенели песни. Она так и видела перед собою веселые лица Вали, Любы, Рени, Володи. Но чаще всех вставали перед нею глаза Жени, которые с таким вниманием следили за нею весь вечер. Женя провожал ее домой. Они шли по притихшему ночному проспекту. Изредка их обгоняли полупустые троллейбусы, временами мелькал зеленый огонек такси. Но скоро они свернули с проспекта, пошли малоосвещенной и, казалось, совсем уже уснувшей улицей.

— Вы такая красивая, Зоенька, — говорил Женя, склонясь к ней и стараясь заглянуть в глаза. — Я сегодня как увидел вас, так прямо испугался, как бы не влюбиться…

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство