Ларисса. Призраки прошлого

«Надо будет завтра сходить к отцу на кладбище», — решил Григорий. Спать ему не хотелось, он включил телевизор в гостиной и, прощелкав на пульте каналы, удивился, насколько неинтересными стали телевизионные программы. Дома он пользовался смарт-телевизором и обычно смотрел киноновинки, а новости узнавал из интернета.

«ТВ умирает, наступила эра интернета, — подумал он и с удивлением отметил, что сегодня не заходил в соцсети. — Интересно, Ларисса знает, где я?»

Григорий отправился в свою комнату, где стояли его нераспакованные вещи. Комната показалась ему совсем маленькой, вся обстановка в ней сохранилась с той поры, когда он, окончив школу, готовился к вступительным экзаменам в театральный. Читал на память стихотворения, наблюдая за своей мимикой и жестикуляцией в небольшом зеркале, еще и записывал свои выступления на магнитофон. Все это объединить было чрезвычайно сложно: зеркало было маленькое, и, чтобы увидеть лицо и руки, надо было отойти подальше, а размеры комнаты этого не позволяли, да еще и микрофон надо было поместить так, чтобы он сильно не искажал речь.

Открыв чемодан и достав ноутбук, Григорий осмотрелся, прикидывая, где ему пристроиться. На столе стоял допотопный массивный монитор школьного компьютера, занимая его большую часть. «Завтра его выброшу!» — с раздражением решил Григорий, устанавливая на стол ноутбук. Он любил комфорт и ненавидел неудобства. Вот так ютиться на краешке стола ему совсем не хотелось.

«Лучше перейду в кабинет отца, там просторно. — Григорию вспомнились слова матери о духах, поселившихся на втором этаже. — Вот бы на них взглянуть!» — Он улыбнулся.

Его отец был сугубо городским жителем, родился и прожил жизнь в Смеле, а мама осталась сельским жителем, хотя уехала из села в возрасте пятнадцати лет. Она любила возиться с землей и, несмотря на возражения отца, завела огородик на том небольшом участке, который им достался. Приходя домой после работы, она сразу занималась огородиком, выращивая неимоверное количество овощей и цветов на этом клочке земли. Другими ее хобби были наведение чистоты и кулинария. Мама верила в домовых, леших, нечистую силу и ведьм. Любой посторонний предмет, обнаруженный во дворе, для нее был результатом происков темных сил, порчи, не иначе как насланной ведьмой. Поэтому, зная об этих слабостях мамы, ее предупреждение Григорий не воспринял всерьез.

Он поднялся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, мимоходом отметив, как потускнел от времени лак на перилах, его давно пора было обновить. В каждый свой приезд он мысленно планировал ремонт дома, который сам организует, выделив деньги, поскольку мама с ее скудной пенсией такой ремонт не потянет. И каждый раз, вернувшись в Киев, окунаясь в водоворот жизни, он забывал о своих благих намерениях. Вот и сейчас он подумал: «Может, пока мама в больнице, сделать косметический ремонт на первом этаже? Найти ремонтную бригаду, установить им жесткие сроки? А сам я все это время буду жить на втором этаже».

Из небольшого коридорчика он попал в одну из двух смежных комнат, некогда вотчину отца. Первая служила отцу кабинетом. Тут находился большой письменный стол с настольной лампой в виде гриба, компьютером и небольшим гипсовым бюстом Асклепия[41], сидящего на троне с посохом, по которому ползет змея. Из-за бюста эту комнату отец называл еще «асклепион»[42]. Вдоль стены, противоположной окну, стояли рядом два застекленных шкафа, забитые книгами, и узкий шкаф-пенал, в котором отец хранил истории больных. Высокий, в человеческий рост, допотопный сейф с ручкой-«колесом» в детстве у него вызывал ощущение прячущейся там тайны — в нем отец хранил охотничье ружье и необходимые в работе лекарства. «Гриня, эти лекарства не менее опасны, чем огнестрельное оружие, — как-то сказал отец, отвечая на вопрос Григория, почему тот хранит лекарства рядом с ружьем. — Их действие очень коварно, и при неправильно рассчитанных дозах они могут убить человека или сделать его инвалидом».

Подростком Григорий мечтал, когда станет старше, охотиться вместе с отцом. В пятнадцать лет его мечта исполнилась, он впервые попал на охоту. Жалобные крики раненого зайца, борющегося из последних сил за жизнь, внезапно оборвавшиеся. Торжествующее лицо отца, держащего одной рукой за ноги мертвое тело истекающего алой кровью зверька, а другой прячущего в ножны охотничий нож, надолго запечатлелись в его памяти, напрочь уничтожив желание стать охотником.