Читаем Ларс фон Триер. Интервью: Беседы со Стигом Бьоркманом полностью

Может быть, эти фильмы и обрели статус трилогии постфактум, -но они начали считаться трилогией почти сразу из-за общей темыо божественном молчании. Вот ты сразу начал объединять свои фильмы в связки: сначала была трилогия о Европе, включавшая «Преступный элемент», «Эпидемию» и «Европу», затем трилогия о Золотом Сердце, объединившая «Рассекая волны», «Идиотов» и «Танцующую в темноте». Что так привлекает тебя в самой форме трилогии?

Мне нравится, что тогда фильмы могут прочитываться в широком контексте. Кроме того, вся затея становится монументальной! А монументальное мне всегда нравилось. Оно позволяет рассмотреть проблему под более широким углом зрения. Тем более что величественное обычно воспринимается более серьезно.

Имена главных героев драмы могут иметь большое значение. В «Догвиле» и последующих фильмах ты дал героине имя Грейс, и некоторые интерпретаторы решили, что неспроста. Ты придаешь значение тому, как зовут персонажей в твоих фильмах?

Я не вкладывал в ее имя особого значения. И потом, в финальных сценах «Догвиля» она не больно-то грациозна. Нет, имя Грейс заряжено таким неуклюжим символизмом, откоторого дажетрудно абстрагироваться . Обычно я беру имя с потолка и называю им персонажа. Чаще всего останавливаюсь на первом попавшемся. Думаю, так лучше всего. Потому что если я сяду и начну подыскивать наиболее подходящее или «говорящее» имя, оно рискует оказаться пустышкой или, напротив, перегруженным банальной символикой. Но, ясное дело, имя Грейс вызывает желание как-то его трактовать. А главного героя я к тому же назвал Том!

Мне пришлось объяснить англоязычным зрителям, ка-

2

кое значение слово «tom» имеет по-датски .

В моих фильмах легко выискать символику, потому что созданный в них мир не реалистичен, то есть не обладает однозначностью реализма. Но если сознательно загружаешь свое произведение символами, тогда ты ступил на скользкий путь.

Находятся толкователи, желающие придать драме «Догвиля» чисто религиозную трактовку, опираясь, видимо, как раз на имя главной героини. Ты допускаешь возможность такой трактовки?

На это я могу сказать одно: я пишу сценарии, полностью находясь под влиянием тех идей и мыслей, которые возникают у меня в голове в процессе работы. Я не исхожу из жанровых классификаций, не говорю себе: «А сейчас напишем религиозную драму» или «А сейчас затронем политическую тему». Нет, конечно же, библейская история присутствует как некий общеизвестный фон, и, разумеется, драматические коллизии в написанном мною могут иметь параллели с сюжетами Ветхого и Нового Заветов. В них вообще представлены едва ли не все возможные комбинации человеческих отношений.

Но с тем же успехом можно сказать, что сюжет «Догвиля» и «Мандерлея» инспирирован приключениями

Grace (англ.) — грация, благодать.

Тот (дат.) — пустой.

Дональда Дака. Сама схема похожа на мультики о Дональде. Благодаря им я получил свое самое первое драматургическое образование. В детстве я всегда жадно проглатывал истории о Дональде.

Естественно, существует некий культурный фон, который тоже по-разному на что-то влияет. Но я никогда не задумываюсь, как тот огромный материал в виде книг, кино и прочих художественных впечатлений, который я вобрал в себя, может повлиять на меня при создании моих историй. Эти впечатления остаются со мной, и, естественно, тот опыт и те знания, которые я приобрел в своей предыдущей жизни, могут просочиться в рассказ, над которым я работаю.

Ты читаешь отзывы критиков на свои фильмы? Тебя это забавляет или, может быть, открывает тебе что-то новое? Именно в «Догвиле» и еще в «Рассекая волны» критики усмотрели религиозную подоплеку. Некоторые воспринимают Грейс в «Догвиле» как своего рода воплощение образа Иисуса Христа, который, однако, не подставляет вторую щеку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное