Лашарела

Смятение охватило царя. Он понял, что своим появлением может оскорбить Лухуми в его безутешном горе.

«Живую отобрали и мертвую не дадут оплакать…»

«По какому праву?» — повторял Лаша слова могильщиков.

Он повернулся и крадучись направился к железным кладбищенским воротам, черным драконом разверзшим перед ним свою пасть. А сзади чей-то голос нашептывал ему:

«В одном городе были два человека. Один богатый, а другой бедный. У богатого было очень много мелкого и крупного скота. А у бедного ничего, кроме одной овечки…»

Лаша обернулся: ему показалось, что кто-то гонится за ним. Теперь другой голос твердил, словно отвечая первому:

«Крепка, как смерть, любовь, жестока, как ад, ревность, стрелы ее стрелы огненные, она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее».

— Господи, спаси меня!.. Господи, спаси!.. — шептал Лаша, крестясь, и шел, все ускоряя шаг.

Прекратились пиры и веселье при царском дворе, не устраивались охоты, не затевались игры.

Любители развлечений заскучали и старались держаться подальше от дворца. Разъехались охотники, которым надоело длительное безделье. Тосковали по крикам доезжачих и по звукам охотничьего рога бесчисленные борзые и гончие; нахохлившись, сидели на своих жердочках соколы и ястребы; скаковые лошади томились в своих стойлах в ожидании щелканья плети.

Царь отказался от всех своих любимых занятий, от привычного уклада жизни, обратился к посту и молитве.

Он ежедневно посещал Сионский собор и выстаивал всю обедню.

Теперь он щедро одаривал монастыри и церкви земельными наделами и крепостными крестьянами, раздавал щедрую милостыню вдовам и сиротам. Занялся достраиванием неоконченных церквей. Торопился завершить Цугругашенский и Питаретский храмы, расширял Гелатскую и Икалтойскую академии.

Обрадованный рвением царя, католикос, когда-то люто ненавидевший его, теперь ликовал, всенародно восхвалял его, служил торжественные молебны во здравие царя, наставлял его в долготерпении и сулил блаженство райское на том свете и спасение души.

Царь призвал к себе прославленного зодчего, строителя Питаретского храма, Качибаисдзе, и повелел возвести надгробие над могилой Лилэ.

Над саркофагом из печального серого мрамора возвышались четыре высокие колонны из болнисского камня, поддерживающие купол из чистого золота… Под ним стояли богоматерь и устремленная к ней с протянутыми руками Лилэ, босая, с распущенными волосами. Ее настигала свора свирепых псов. Прекрасное лицо Лилэ выражало страх и отчаяние. Она молила богородицу о спасении.

У подножья саркофага стоял мраморный олень. Изнуренный жаждой, в отчаянии, вскинул он голову к небу, лишившему его последней надежды.

В этом олене, склонившемся над иссякшим родником, художник, по общему мнению, изобразил убитого горем царя. Что касается преследующих Лилэ псов, то одни видели в них земные прегрешения покойницы, от которых она искала спасения под сенью церкви, другие усматривали царедворцев, безжалостно подвергавших ее гонению. Но такие догадки никто не высказывал вслух.

Все кладбище было приведено в порядок. Обновили ограду, засыпали гравием дорожки, высадили множество цветов и кипарисов.

Когда все работы были закончены, царь пригласил самого католикоса и попросил его освятить это место скорби и печали.

Католикос хоть и слышал много пересудов о надгробии над могилой Лилэ, но, весьма довольный благопристойным поведением царя, решил не обращать внимания на досужие домыслы и соизволил освятить надгробие и отслужил литургию о спасении души Лилэ.

Князья и эристави снова стали стекаться ко двору. Хотя царь и не покорился в свое время требованию дарбази и не захотел расстаться с невенчанной женой, но желание вельмож осуществилось: возлюбленной царя не стало, и грузинскому престолу не грозила опасность быть занятым худородной царицей. Тайны Лилэ царь открывать не стал.

Да и царь стал таким, каким хотели видеть его родовитые сановники: безвольным, безразличным ко всему. Ни власть, ни государственные дела не привлекали Лашу.

Он занялся благотворительностью, читал церковные книги, и чем глубже вчитывался он в Ветхий и Новый завет, тем более сильный интерес пробуждался в нем. И он удивлялся, что не постиг до сих пор красоту и мудрость христианства.

Надломленный несчастьем Георгий теперь в проповеди Христа находил утешение, которого искали в ней сирые и обездоленные, нищие и убогие.

После смерти Лилэ у Лаши не осталось на этом свете никаких радостей, и он старался искупить грехи свои и Лилэ молитвами и добрыми деяниями. Кто знает, может быть, обретет он вечную жизнь и в загробном мире встретится со своей возлюбленной!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Словно угадав религиозное настроение Лаши, который допустил усиление и возвышение церкви во всей стране, папский легат — кардинал Пелагий прислал из Дамьетты посла к царю Грузии.