Ласточка

Сейчас Анна плыла легкими уверенными движениями, чувствуя невероятное наслаждение от того, что она плывет, ощущая свое сильное тело, ныряя с головой, с удовольствием взмахивая руками, отфыркиваясь, снова опускаясь с головой. Вода уже не казалась холодной. Чистая, почти черная, вода пахла особым запахом пресных водоемов, полных жизни. Анна увидела всплеснувшую рыбу – не случайно сидят по берегам рыбаки, почувствовала в одном месте, как рыба скользнула по ее ноге. Проплыла над водорослями, щекотавшими живот, отогнала брызгами слепня, другого, потом поплыла медленнее, наблюдая за двумя огромными синими стрекозами, играющими над самой водой. Перегоняя друг друга, пикируя, облетая большие круги, они кружились и кружились впереди. Она плыла, а они кружились перед ней, заставляя смотреть на себя.

Анна доплыла до большой березы, склонившейся над водой, – она давно заметила для себя этот ориентир и повернула назад. Вода казалась теперь совсем теплой, Анна плыла в ту сторону, где за расступившимися деревьями было видно закатное небо. Полосы светло-фиолетового чередовались густо-розовым и золотым, отражаясь в озере. Анна невольно видела прекрасные кадры. Давно уже она ничего не снимает – ни камерой, ни в голове.

Анна проплыла мимо водной лужайки кувшинок. На их озере цвели кувшинки редкостной красоты – персиково-желтые, бархатистые, со множеством лепестков. Те самые синие стрекозы теперь летали над кувшинками, создавая живой пейзаж. Анна снова нырнула, наслаждаясь водой. Наслаждаясь… Какое забытое ощущение…

Выйдя из воды, Анна чуть обсохла и натянула на влажноватое тело платье. Рубаху убрала в сумку. Она и так нарушила столько за эти дни, что еще одно отклонение от правил будет несущественным. И ее ли это правила…

Медленно пошла она по направлению к монастырю. А куда ей еще идти? Не поворачивать же обратно. Обратно – куда? Анна тряхнула головой. Нет, думать сейчас невозможно. Надо прийти домой, в монастырь, отдохнуть после тяжелой, бесконечной дороги, а потом уже думать.

Не сразу она заметила фигуру девушки, сидящей на сломанном дереве сбоку от дороги, чуть не доходя до старых, запертых теперь, задних ворот монастыря. Раньше здесь был въезд для лошадей, но он был заколочен, и сейчас даже не косят траву, машины подъезжают к другим боковым воротам, поменьше.

Анна шла, не останавливаясь, чувствуя, как гулко бьется сердце с каждым шагом. Девушка сидела, подвернув ноги, склонив голову и чертя что-то прутиком на земле. Через некоторое время она подняла голову. Короткие каштановые волосы, светлая одежда, рядом с девушкой стоит большая сумка или рюкзак… Что-то очень знакомое, такое знакомое, что перехватывает дыхание…

– Мама! – Девушка вскочила, увидев ее, секунду помедлила и бросилась бежать к ней. На секунду остановилась, видя, что Анна застыла на месте, и пошла к ней быстрым шагом.

Как только что бежал Виталик к своей мамке – промелькнула невольная мысль у Анны, некстати, совершенно некстати, потому что дышать стало нечем, сердце стукнуло и замерло на секунду. В такие моменты голова как будто живет своей жизнью, думая о постороннем. Почему у Ники такие загорелые ноги? Темно-синий рюкзак – кажется, с этим рюкзаком они с Антоном ездили в горы еще до рождения Ники. Откуда он у нее? Колокольный звон – но ведь вечерняя служба уже прошла. Звонят к всенощной? Разве сегодня праздник? И кто звонит, интересно? Подняться бы на колокольню, посмотреть на закат. Мгновенно вспыхивали беспорядочные, лишние мысли, всё не те, как будто пытающиеся отвлечь от главного. А главное – это Ника, вот она бежит к ней, почему она здесь, одна, почему так отчаянно бежит?

– Мама, мамочка… – Ника с ходу обняла Анну.

Шквал противоречивых чувств обрушился на Анну. Это ее дочь. Родная, любимая, похожая на нее, и на Антона, и на ее покойную маму. Это Ника, которая отвела Артема… Нет! Анна зажмурила глаза, перевела дыхание, чувствуя, как слезы мешают дышать, смотреть, говорить, и вслух произнесла: «Нет!»

– Мама, мамочка, прости меня, прости, я знаю, как тебе тяжело… – Ника говорила очень быстро, желая, чтобы мать услышала ее, не ушла, не отвернулась. – Я приехала просто, чтобы сказать, что я знаю, как тебе плохо, тяжело… Я…

– Дочка… – Анна бросила свою сумку и обняла Нику за плечи.

Дочь выросла, даже обогнала по росту ее. Короткие растрепанные волосы, темные круги под глазами, осунувшееся лицо. Загорелая, но бледная.

– Дочка… – Анна прижала дочь к груди. Как она могла жить без нее столько времени, как жила все это время Ника? Почему она приехала одна? Что с Антоном? Почему Ника такая бледная и уставшая?

Анна чуть отступила от Ники. Та не так поняла ее движение, с испугом проговорила:

– Мама… мама…

Анна взяла Нику за обе руки.

– Дочка, я… хорошо, что ты приехала… расскажешь… я не знаю, что сказать… я… Где папа?

– Папа дома. Мам… ты простила меня?