Ответом стало мягкое прикосновение ее губ к его разгоряченной щеке. Он сразу же перехватил инициативу и притянул ее к себе так близко, что его распаленная кожа обжигала открытое участки ее тела, и впился в ее губы с такой ошеломительной силой, будто от этого поцелуя зависела их жизнь. Одежда казалась такой ненужной и неуместной, что одним движением Лале стянула с него рубашку – так ловко, будто делала это сотни раз. Руки Мехмеда плавно двинулись вдоль ее тела, медленно поднимая низ длинной сорочки.
— Я всегда буду заботиться о тебе, — твердо произнёс шехзаде, прервав поцелуй. Он больше не сомневался, его голос звучал властно и уверенно, — Ты моя. И больше ничья, — он ни на секунду не выпускал ее из своих объятий, продолжая целовать шею, ключицы и плечи, повторяя одну и ту же фразу, — Ты моя. Моя…
Его слова эхом отдавались в ее сознании, она хотела ему что-то ответить, но все заготовленные фразы терялись на полпути к нему. Все, что происходило, между ними говорило громче самых искусных речей.
— Повтори, — с нажимом произнёс Мехмед, спускаясь к ее груди. Его губы целовали там, где, как ей раньше, казалось, должен целовать только ее законный муж. Но к ее стыду она желала его прикосновений более всего на свете.
— Я твоя, — выдохнула девушка и схватилась за его волосы, — А ты мой, — с нажимом произнесла Лале.
Их тела крепко сплелись подобно лозе и крыше виноградника. Все это казалось бредовым сном, сумасшествием, но никогда раньше девушка не чувствовала себя такой защищенной и желанной. Мехмед вошел в нее так быстро, что она даже не успела испугаться.
Она только в общих чертах знала о том, что происходит между девушкой и юношей, которые любят друг друга. Шахи-хатун неоднократно пыталась завести с ней разговор о том, как проходит первая брачная ночь молодожёнов, но каждый раз Лале сбегала или переводила тему. Ей казалось, что все должно случиться само собой.
Рядом с шехзаде она не чувствовала себя неумелой, но была готова учиться. Лале вторила его отточенным движениям, повинуясь ритму его сердца.
Он был упрямым, пробуждал в ней то, что она в себе раньше не находила. Это был страстный танец пламени и ласточки, которая без страха тянулась и летела к огню, поскольку наконец поняла, что острые языки пламени не обожгут, но согреют ее. Она знала, что без огня ее мир не обратился бы во мрак, но стал бы пресным и холодным. Пламень давал ей то, что никто другой дать не мог — острое, непомерное, жгучее желание любить и быть любимой.
— Я позабочусь о тебе. Я всегда буду заботиться о тебе, — признание в любви, которое Мехмед был готов повторять Лале каждое утро и каждую ночь их предстоящей совместной жизни.
Комментарий к Глава 3
Ну вот и завершилась небольшая зарисовка того, как все могло бы быть:) Делитесь, как вам? Нужен ли эпилог, или лучше оставить некоторую недосказанность?
========== Эпилог ==========
То, что ради милой девы честь и имя я забыл,
Всадник сердца, в дол разлуки правя скакуна, — скажи.Алишер Навои.
Пару месяцев спустя.
— Ох, деточка, да ты вся дрожишь! — Шахи-хатун набросила поверх плеч своей воспитанницы теплую шаль. — Переживаешь, я чувствую.
Лале перевела усталый взгляд на свою наставницу и после долгой паузы слегка кивнула. В ее груди вот уже две недели трепыхалась тревога. Она не знала, правильно ли она поступает и что будет дальше.
— Мне неспокойно, Шахи-хатун, — прервала молчание девушка, — Ты ведь помнишь последний вечер Сафие в родном доме, накануне свадьбы?
Шахи-хату напряженно выдохнула и сжала губы.
— Сломанная кисть означает, что девушка никогда не выйдет замуж, а если соберется, то умрет накануне замужества, — отстраненным голосом произнесла Лале.
Она прокручивала эту мысль снова и снова вот уже целый месяц и никак не могла отыскать точку опоры, чтобы не упасть в пропасть смятения и отчаяния.
— Глупости все это. Всего лишь суеверия, которыми невесте не сто́ит забивать голову перед свадьбой, — наставница ободряюще приобняла девушку за плечи.
— Но ты всегда мне говорила, что к знакам судьбы нужно прислушиваться, — Лале нервно перебирала кисточки на подоле шали, — Может, зря все это? И лучше отменить…
— Лале-хатун, — тихий, но властный голос, к которому она так привыкла, настиг ее у распахнутого окна, — Оставьте нас, Шахи-хатун, — Мехмед прошел вглубь комнаты и остановился позади девушки.
Наставница Лале слегка поклонившись, покинула покои. Они остались вдвоем.
— Ты снова думаешь об этом, — в его словах не было вопроса, лишь утверждение.
— Я не могу иначе, Мехмед, — Лале повернулась и прильнула к груди шехзаде, чьи руки тут же сомкнулись на ее плечах, — Что если это правда?
— Ты знаешь мое мнение об этом, любовь моя, — он начал перебирать ее темные волосы, рассматривая, как светлые блики играют на ее кудрях, — Зачем ты мучишь себя?
— Не знаю, — Лале закрыла глаза, прислушиваясь к биению сердца возлюбленного, — Нужно выкинуть все это из головы, но я не могу.