Ласточка

— А ей, ясно, лучше места и не найти, где скрываться! — начал становой. — У его степенства, богатого заводчика в доме! Кто дом такой персоны в чём заподозрит? Это — первое. А второе: и город близко, и завод под боком, есть где народ мутить. А третье… уж чего греха таить, умеет ваше степенство из рабочих жилы тянуть… А от этого народ что порох. Чиркни спичкой, — вспыхнет…

— Ну-ну! Ты не очень-то! Дело говори!

— Извольте-с слушать! Этот год весь уезд социалисты прокламациями засыпают. И на вашем заводе…

— А чего ж твои молодцы смотрят? Мало я им, дармоедам, денег переплатил?

— Мои молодцы с ног сбиваются, нечего их хаять. Вспомните, сколько крамольников мы на вашем заводе выловили в девятьсот пятом году да на каторгу отправили! Извольте вспомнить, всех тогда убрали! Лет шесть после того всё тихо-мирно было. Прятались! А нынешний год снова зашебаршили… прокламации и всё такое!.. Да будьте спокойны, ваше степенство, и эти от нас не уйдут!

— Ну и ну! Рассказывай!

— Выслежено: на вашем заводе появляются прокламации регулярно, по понедельникам. С утра по всем цехам понасыпано. И краска типографская свежая совсем. Ясно, где-то тут тайная типография близко. Выслежено: по всем воскресеньям приходит на завод женщина. В старый барак. В корзинке — сверху посмотреть — яблоки, да булочки, да пряники. Проследили: ваша прислуга…

— Ну и что? Может, у ней там родственники. Носит гостинцы…

— Гостинцы? Хороши гостинцы. Тут к нам недавно нового агента из Петербурга прислали, из охранного отделения. Опытного, по особо важным делам. Он её и опознал.

— Как так?!

— А так. Встретил в воскресенье на улице, узнал. Пошёл следом. Она со своими гостинцами — на завод, в старый барак, а он за ней. Спросил у людей, — кто такая пошла? Говорят, — хозяина прислуга. А он-то вместо того чтобы ко мне прийти да по-хорошему всё шито-крыто сделать, — через мою голову да прямо в город. Так и так, мол, скрывает заводчик у себя в имении опасную преступницу. Исправник разъярился, меня вызвал, накричал. Как, мол, я не уследил… А я говорю: «Его степенство кое-кого в прислуги не возьмут…»

— Чёрт знает что! — испуганно прошептал дядя Кузьма. — Да кто она такая? Чего натворила?

— В охранном отделении всё про неё известно. Дочка сельского учителя. Гимназию кончила, в Москве на женских курсах училась. За студента замуж вышла. И оба они у полиции на примете были, — этот самый агент к ним и приставлен был следить. Социалисты оба, большевики, царю враги. А в девятьсот пятом году, в декабре, как вооружённое восстание было, и в ихней квартире восставшие засели. На Пресне. Полиция ворвалась, — оказали вооружённое сопротивление. Мужа её ранили. А она в суматохе скрылась. Как сквозь землю провалилась! А потом уж охранке стало известно, что под чужим паспортом за границу удрала.

— А муж?

— А муж в тюремной больнице и помер. Шут её знает, когда она в Россию вернулась. Да, как видите, не унялась, снова за прежнее! Есть подозрение, что прокламации она и составляет. А прокламации, ваше степенство, самого возмутительного содержания. Вот не угодно ли послушать, у меня с собой одна. «Товарищи, — начал медленно читать становой, — царь и помещики думают, что раздавили революцию в 1905 году, но она жива, товарищи! Рабочий класс снова поднимает голову и зовёт с собой и крестьян! Долой кровавое царское правительство! Долой капиталистов и помещиков!» Как вам нравится, а?

— Чёрт знает что!..

— То-то и оно, ваше степенство! А как вы теперь докажете, что не знали, кто она такая? А за укрывательство государственной преступницы по головке не погладят.

— Да я что, враг себе, что ли? Откуда я мог знать?.. Да я её и брать не хотел, — жена настояла. Причёсывать, видишь ли, умеет!

— Ваше степенство, — перебил его становой, — время дорого, я и так у вас засиделся.

— Что же делать-то, а?..

— Слушайте внимательно!.. — Становой понизил голос. — Нынче ночью в тайной типографии засаду устроим…

— Нашли?

— Нашли. Питерский охранник и нашёл. В подвале дома. На главной улице. Нюх у подлеца, как у собаки. Пока что только двоих крамольников удалось взять. Завтра воскресенье. По воскресеньям, ясно, они прокламации и печатают. А от вас одно требуется: завтра Машку в город не пускайте. Её ждать будут. Ясно?..

— Как же я её не пущу? Завтра её день. Ещё догадается…

— Нет, ваше степенство, нельзя, чтобы догадалась. Придумайте что хотите, а меня не выдайте! Помните: я ничего вам не говорил! Дальше-с! Дело уже не в моих руках, а действуем по распоряжению исправника. Не знаю, может, уже нынче ночью к вам с обыском и арестовать её пошлёт, а вернее, что завтра… Работы у нас сейчас — хоть завались… А чтоб вам неприятностей не было, дело обернём так, будто вы мне заявили, что у вас ценные вещи пропали, и будто я при обыске их нашёл у неё…

— Во-во-во! Ловко придумал!

— …и арестуем её как воровку. Ясно? Всё равно судить её будут не здесь. Велено под конвоем в Петербург доставить.

— А что ей будет за это?

— Ясно, что. За вооружённое сопротивление полиции — виселица.

— И правильно!.. Поделом!