Латино-Иерусалимское королевство

Наряду с этими изменениями в рядах высшего латинского клира необходимо отметить трансформацию низшего духовенства: с одной стороны, клирики Акры — равно как Тира или Бейрута — смешались с итальянскими или западноевропейскими священниками, прибывшими с паломниками или крестоносцами; среди них находились не только достойные люди, но и субъекты с сомнительной репутацией, если судить по недовольству их епископа Жака де Витри^{360}. Очевидно, клирики — расстриги или «gyrovagues», для которых паломничество часто было предписанным покаянием или даже возможностью убраться из своей родной епархии, смешивались с разношерстной толпой на улицах этого крупного порта, эксплуатируя без зазрения совести проезжих пилигримов. Но в противовес этому в начале XIII в. родились два религиозных ордена, которым было суждено великое будущее, доминиканцы и францисканцы, которые поставили перед собой задачу проповедовать евангельские заветы жителям города. В добрый час монастыри «нищенствующих братьев» выросли среди многочисленного верующего населения христианской Сирии. Особенно братья-доминиканцы взяли на себя решение неотложной задачи — воссоединить восточные церкви и латинян. Именно они привели к унии с Римом яковитского патриарха Игнатия II (в Иерусалиме, около 1237 г.); они же посылали своих миссионеров, шедших бок-о-бок с братьями-миноритами, в Египет, мусульманскую Сирию, Персию, Турцию. Доминиканская «провинция Святой Земли» и францисканская «custodie Святой Земли» соперничали в религиозном рвении, распространяя католическую веру среди неверных и схизматиков и пополняя собою вереницу мучеников.

Эти миссионеры также проповедовали Евангелие рабам и сарацинским крестьянам. Один из них, Гильом Триполийский, прославился тем, что, не прибегнув ни к силе, ни к подкупу, обратил в христианство более тысячи мусульман как в пределах королевства, так и на землях ислама. После каждого грабительского набега духовенство стремилось выкупить пленников, особенно детей, чтобы сделать из них адептов и окрестить. В 1237 г. Григорий IX рекомендовал воспользоваться определенными обстоятельствами: он приказал крестить и обучать, невзирая на интересы их собственников, всех рабов, кто будет согласен перейти в христианство, при условии, что они станут добрыми верующими. Правда, это не помешало тому же Григорию IX настойчиво предписывать обменивать рабов, чтобы вызволять пленных христиан (у патриарха Иерусалимского находились суммы, предназначенные для «пленных в Вавилоне»^{361}.

Что же касается военных орденов, то падение королевства только усилило их могущество. В то время как разоренное франкское рыцарство, напоминало лишь тень тех воинов, кто сражался под знаменами Балдуинов, королевская власть потеряла большую часть своих владений и доходов, а ресурсы церкви, теперь существовавшей на субсидии от папства, 'таяли изо дня в день, тамплиеры и госпитальеры не понесли столь крупного ущерба. Ведь орденские богатства находились на Западе, и их исчисляли в баснословных цифрах: в 1244 г. число маноров ордена тамплиеров восходило к 9000, а госпитальеров — к 19 000. Правда, один современный текст приписывает госпитальерам всего лишь 3500 «часовен» (то есть резиденций с часовнями, отличавшихся от простых риг)^{362}. Каково бы ни было их действительное количество, эти подсчеты показывают, что оба ордена представляли собой силу, чье имущество и солдаты значительно превосходили те ресурсы, на которые могли рассчитывать прочие группы королевства.

Однако оба традиционных ордена не остались в одиночестве: если испанский орден Монжуа не пережил катастрофы 1187 г., то другой военный орден возник на Востоке. Он вел свое происхождение от гостеприимного госпиталя Пресвятой Богородицы, который служил основным пристанищем для германских пилигримов в Иерусалиме второй четверти XII в. До третьего крестового похода он подчинялся госпиталю Св. Иоанна Иерусалимского, но Фридрих Швабский, придя в Святую Землю, добился превращения «госпиталя германцев» в независимый орден, сначала в гостеприимный (1190 г.), но очень быстро ставший военным (1198 г.). Организованному в подражание госпитальерам, ордену Св. Марии Тевтонской суждено было стать основным орудием политики Гогенштауфена, который осыпал его многочисленными дарами.