Латино-Иерусалимское королевство

Однако эта «новая буржуазия» не была столь устойчивой, как ее предшественники. Известно, что епископ Акры Жак де Витри, который пометил многие франкские города в 1216 г., чтобы проповедовать там крестовый поход, оставил свидетельство о падении нравов (похожем на то, в котором историки обвиняли жителей Иерусалима, всеми средствами обиравших паломников). Картина, которую он набросал, слишком пессимистична, поскольку епископ, несомненно, немного преувеличил настоящее положение дел в порыве негодования, как считает Р. Груссе. Ясно только, что нравственный облик крупных торговых портов не мог служить образцом для подражания, а латинское население из поселений, оставшихся под властю франков, все чаще смешиваясь с местными жителями, совсем не стесняло себя христианской моралью — и даже верой (особенно в Сарепте). Прежние колонисты стали левантийцами, и крестьянство франкских земель отныне состояло из туземцев (один документ 1243 г. перечисляет имена «верных людей (homlige)» из сельских наделов: все они были сирийцами)^{352}.

«Наконец, Акра стала пристанищем для всех изгнанных и беглых преступников, которые превратили ее в злачное место. Все пираты Средиземноморья, бандиты с Запада, прибывали под видом крестоносцев, чтобы заново начать жизнь на этом перекрестке людей и цивилизаций. Гавань стала разбойничьим притоном, где людей убивали днем и ночью»^{353}. В подтверждение этой картины, курьезный текст доносит до нас повествование о жизни одного из таких поставленных вне закона. В 1241 г. в Австрии схватили монгольского шпиона, который незадолго до того передал венгерскому королю ультиматум Батыя и состоял при командовании армии этого внука Чингиз-хана в должности переводчика. На допросе оказалось, что он был англичанином и вынужден был покинуть свою страну, подчинившись приговору об изгнании. Естественно, он появился в Акре и, играя в притонах, спустил все свое состояние. Тогда-то он и принялся колесить по Востоку, сначала под видом нищего, потом писца, до тех пор, пока не был нанят монгольским вербовщиком. Сколько жителей крупных портовых городов, таких как Тир или Бейрут, могли бы поведать подобные истории — и сколькие из них в конце концов отреклись от своей веры, чтобы избежать рабства или бежать от правосудия королевской или иной курии, предвосхитив, таким образом, примечательную карьеру тех ренегатов, которые на протяжении следующих веков составят костяк военного флота турок и берберов (около 1223 г. Александрийский патриарх указывал на существование свыше десяти тысяч ренегатов — и Латеранский собор 1215 г, засвидетельствовал, что моряки латинского происхождения служили лоцманами на сарацинских кораблях)? Правда, другим не требовалось переходить в ислам, чтобы заняться пиратством: морские пути, ведущие к Святой Земле, кишели латинскими корсарами. Филипп-Август, возвращаясь из Акры с четырнадцатью галерами, проплыв побережье Сирии и Киликии, оказался на маленьком рейде анатолийского берега, прозванном пизанским портом из-за того, что пираты родом из Пизы имели обыкновение ждать в этом месте, чтобы нападать на корабли, вне зависимости от их принадлежности: король Франции нашел там четыре корсарских корабля, которые уничтожил, в то время как их экипаж спасался бегством в горы (1191 г.). В 1234 г. Григорий IX отлучил от церкви «корсаров и пиратов», которые «мешали помощи, отправленной в Святую Землю, захватывая и грабя тех, кто туда отправлялся или возвращался оттуда»^{354}.

Если прибавить к этому населению, неуравновешенному и малоприятному, еще одну категорию людей — преступников, высланных в Святую Землю, чтобы искупить свои грехи (почти так же, как в XIX столетии в некоторых государствах предоставляли своим преступникам выбор между наказанием за проступки или добровольной ссылкой в Америку), среди которых встречались еретики, с большей или меньшей долей искренности вернувшиеся к христианскому вероисповеданию и отправленные инквизицией в Святую Землю для покаяния, то получается, что характер франкской колонизации сильно изменился: богатые купцы, беглые матросы, паломники, разбойники и еретики, прибывшие в Святую Землю скорее не для того, чтобы заслужить отпущение грехов, а чтобы избежать строгостей правосудия, представляли собой очень разношерстную толпу. Акра и Тир стали походить на крупные средиземноморские порты следующего столетия, в том виде, каком они просуществовали до XX в., и можно понять негодование Жака де Витри по поводу этого зрелища. Однако в действительности из этой беспокойной публики только привилегированный класс из купцов и городских собственников назывался буржуа. Некоторые из них занимали положение, приближенное к знати^{355}.