Латинская Романия

Знатные генуэзцы Гавино де'Маре и Сорлеоне Спинола в 1314 г. были послами трапезундского императора Алексея II в Геную[519]. Флорентийский нобиль Микеле Алигьери также был официальным представителем трапезундского императора и способствовал заключению договора Давида Великого Комнина с Флоренцией в 1460 г.[520] Он вел переговоры с Бургундским герцогом, принимал участие в так называемом посольстве восточных монархов, возглавленном Лудовико да Болонья, к государям Запада. И хотя в составе посольства были явные мошенники и авантюристы, статус Алигьери как подлинного представителя Трапезундской империи не вызывает сомнений[521]. В письме трапезундского императора Давида бургундскому герцогу Алигьери назван «baron et orator meus»[522]. Статус «барона» обеспечил «мессиру Микьелю из Трапезунда» и после падения империи в 1461 г. высокую должность советника и шамбеллана бургундских герцогов Филиппа Доброго и Карла Смелого[523]. Как и Николо Дориа, «рыцарь» (miles, chevalier) Алигьери активно занимался торговлей в Каффе, Трапезунде и Синопе[524], получив, вместе с сыновьями, в 1470 г. от генуэзского Банка Сан Джорджо подорожные и привилегии на 10 лет по ведению дел в черноморских факториях Генуи[525].

Генуэзец Доменико Д'Аллегро возвысился до положения командующего всего трапезундского флота (протостратора, или, как его называли итальянцы, протокапитана). Начало его карьеры не ознаменовано слишком благородными деяниями, но, вместе с тем, довольно типично: будучи патроном галеотты, он занимался пиратством (или корсарством), ограбил греческий корабль, перевозивший товары венецианцев, плывший в Симиссо, и доставил добычу в Каффу[526]. Свой высокий титул протостратора Доменико получил в 1429 г. за то, что вооружил и предоставил в Каффе свой корабль в распоряжение претендента на трапезундский трон. Переворот Иоанна IV Великого Комнина (1429–1460) завершился успехом, а генуэзец вплоть до смерти этого монарха сохранял его милости и полученную в 1429 г. должность[527]. Он прочно осел в Трапезунде, являлся попечителем по наследству умершего в Тане торгового партнера Бернабо Бояско, имевшего в Трапезунде собственность, включая корабль[528]. Влияние и авторитет Д'Аллегро были столь значительны, что генуэзский дож, желая урегулировать сложные отношения с трапезундским двором, назначил его в 1443 г. генуэзским консулом в городе. Это был невиданный случай, когда генуэзский нобиль являлся одновременно высоким должностным лицом империи и главой итальянской фактории. Дож, Раффаэле Адорно, имел перед этим долгие беседы с Доменико, в 1442–44 гг. трапезундским послом, посетившим Флоренцию, Геную и Милан. Именно во время этого посольства и было отправлено письмо дожа к императору, объявлявшее о консульском назначении. Примечательно, что в нем дож подчеркивает как трапезундское подданство Доменико (maiestatis vestre observantissimus), так и его принадлежность к генуэзской элите (nobisque haud mediocriter carus)[529]. Интересно сходство социального поведения Д'Аллегро и Микеле Алигьери. Как и Алигьери (с той только разницей, что это произошло до падения Трапезундской империи и даже до взятия Константинополя османами в 1453 г.), Доменико стремится быть причисленным к свите могущественного западного правителя. В 1444 г. по его просьбе миланский герцог включает его в состав своих familiares. Быть может, это способствовало политическим целям и торговым занятиям, которые вели посол и его «нунции», добивавшиеся для себя также коммерческих привилегий и подорожных грамот?[530] Как бы то ни было, с 1444 г. Доменико был прямо связан подданством с тремя разными государствами. Это, впрочем, не избавило его от больших долгов, отраженных в массариях Каффы с 1445 до 1459 гг.[531]

Служба «латинян» у трапезундских императоров не ограничивалась отдельными случайными эпизодами, а была, видимо, довольно распространенным явлением, хотя, конечно, далеко не все генуэзцы достигали столь высоких должностей, как Д'Аллегро или Джироламо ди Негро, о котором ниже. На типичность явления указывает его отражение в агиографии и легенде. В Житии св. Иоанна Нового Белгородского, написанном Григорием Цамблаком, читаем, например, что генуэзский патрон, выдавший святого неверным ок. 1340 г., похвалялся, что он именит и принадлежит к числу «вторых из первых вельмож города Трапезунда»[532]. В легенде о Меголло Леркари, приведенной сначала гуманистом Бартоломео Сенарегой, а затем и самыми известными генуэзскими историками ХVІ–ХVІІ вв., во всех версиях подчеркивается то обстоятельство, что храбрый генуэзец был в дружбе с императором, входил в число его familiares или придворных. Это и вызвало зависть греческого окружения василевса и последующий за тем конфликт[533].