Латунная луна: рассказы

P.S. Последней юбилейной монетой, чеканенной в Российской империи, был рубль — к 200-летнему юбилею победы русского флота в морском сражении при мысе Гангут, вблизи финского берега. Для Российского флота эта победа равносильна победе русской армии под Полтавой. Этот рубль сильно отличался от предыдущих юбилейных монет. На лицевой стороне — портрет Петра I, на оборотной стороне — орел, держащий в клюве и когтях карты, символизирующие четыре моря. Отчеканено было 30 300 шт. На июль 1914 года были намечены празднества, но началась Первая мировая война, парад не состоялся и тираж почти полностью пошел в переплавку.

В 1927 году Советская филателистическая ассоциация отчеканила определенное количество новоделов. Отличить их от оригиналов 1914 года очень сложно. Сегодня «Гангутский» рубль стоит… долларов.

Но есть сведения, что… Да вы сами поинтересуйтесь в Интернете, глазам не поверите…

Ворота рая

Входя в бизнес-терминал, N как всегда ощутил характерное предполетное умиротворение — все заранее предопределено, от него ничего не зависит и можно, забыв на пару полетных часов о делах, поразмышлять о постороннем и внеслужебном, тем более что в командировку N летел с новой сотрудницей, приглашенной в фирму за убедительные внешние данные.

Взял он сослуживицу с собой, тоже имея в виду явные ее прелести, поступившие неделю назад в полное его распоряжение.

Перед рамкой металлодетектора она, взбудораженная выпавшей ей в жизни удачей, зашептала: «А спиралька не зазвенит?» Обслуга металлодетектора, шепот приметившая, въедливей обычного стала копаться в ее ручной клади. «М-да…» — подумал N при виде вывернутого на стол содержимого дамской сумочки, никак не совместимого с респектабельностью богатого и влиятельного человека, улетающего к высокопоставленным партнерам, с которыми предстоит оговаривать неслыханные дела, пить драгоценные вина, поедать редкостную еду, словом, прожить неделю в некаждодневной обстановке важных переговоров.

Когда они поднялись по трапу, он был опять спокоен и на нервическую натуру спутницы решил больше не обращать внимания. Привыкнет.

Изумившись роскоши самолетного салона, вдохнув запах кожи поместительных кресел, она, кокетливо поглядев на N, сказала: «Входи же в ворота рая!» — фразочку, которую уже неделю он слышал в ее постели и которую она, как видно, полагала не только обольстительной, но изысканной тоже.

Стюардесса у трапа виду, что знакома с N, не подала, а он, между прочим, с ней однажды уже летел. Других пассажиров тогда не было. Конечно, разговорились. Стюардесса происходила из старой эмигрантской русской семьи. N женщинам нравился, и она пришла к нему в парижскую гостиницу. Все получилось замечательно. Поговорили даже о рассказе Бунина «В Париже». Увидев ее сейчас, он вспомнил, как гостья, смеясь, рассказывала, что русским пассажирам она представляется «Жанна», хотя имя у нее другое — он забыл какое — и те сразу начинают напевать некий шлягер, отчего быстро осваиваются. «Однако следует оставаться высокомерной, но чтобы пассажиры этого не заметили!» — добавила она.

Когда стюардесса принесла что-то прохладительное, спутница N поинтересовалась ее именем.

— Меня зовут Жанна, — ответила стюардесса.

«Стюардесса по имени Жанна» — незамедлительно запела спутница N, полагая, конечно, что налаживает правильные отношения с обслуживающим персоналом.

— Обожаема ты и желанна! — с едва уловимой иронией включилась самолетная красавица, ставя перед N порцию «Чиваса».

И тут появились, а правильней сказать, словно бы возникли новые пассажиры. N совсем забыл, что позавчера ему звонили из корпорации и очень-очень просили разрешить ввиду крайней необходимости лететь в заказанном для него самолете еще двум попутчикам.

До мелочей изощренный интерьер, красавица Жанна, элегантно одетый сам N и расстаравшаяся поездки ради неотразимо выглядеть его спутница — все словно бы потускнело при их появлении.

Господин был безупречен. Само слово «господин» наверняка придумывалось для мужчин с такой осанкой и сединой, столь тщательно одетых, так причесанных и источающих едва уловимый, но отчетливый аромат, описать который, как ни старайся, не получится.