Латвия под игом нацизма. Сборник архивных документов

Так Буллитс меня допрашивал. Он бил с перерывами. Во время отдыха он ел печенье, чтобы подкрепиться. Он сказал, чтобы я не отрицала, ибо он знает, что я возила сведения. Я подумала, что Рулюк ему, наверное, рассказал и решила что-нибудь сказать: «Да в тот раз, когда ко мне пришел Рулюк, он дал мне от мужа письмо. Муж писал, что хочет меня встретить. На первой встрече он мне сказал, что придет два письма из Либавы [Лиепаи], которые я должна доставить им». В какое время это было, не помню. Буллитс спрашивал, сколько раз я была у Рулюк. Я созналась, что три раза возила к Рулюк продукты, белье, табак, бинты, риваноль и еще кое-какую мелочь. После этого меня освободили от кандалов, вытащили палку и сказали, чтобы я поднялась. При попытке подняться я упала. Мне велели вытянуть ноги и раскинуть вверх руки. Так я лежала, пока пришла в сознание. Когда я очнулась, меня отвели в камеру, но я ничего не помню. Запомнился момент, когда открыли двери камеры, и я упала на скамейку. В тот день кроме меня избили еще двух женщин. Вечером в нашу камеру ввели Тэйбе Лину, она, увидав такое зрелище, хотела отравиться. Она сидела около меня и говорила, что этого не выдержит и отравится. Вечером ее вызвали на допрос. Она обещала мне не пить яд в том случае, если все хорошо выйдет. Я видела, как она ссыпала два порошка в одну бумажку. Вернувшись с допроса, Тэйбе ничего не говорила, только повторяла, что пришел конец. Я ее успокаивала, но безуспешно. Она выпила яд и просила никому не говорить, но я и Кролис вызвали санитаров, которые дали ей противоядие и оказали необходимую помощь.

Через пару недель меня опять вызвали на допрос. Это был единственный случай, когда меня не били. Велели повторить все сказанное. Я это сделала, но отрицала письма из Либавы [Лиепаи], ссылаясь, что от боли я наболтала. Об этом мы договорились с Дорой в камере через дырку. Дора мне рассказала, что ее не бьют.

...Через некоторое время опять вызвали на допрос в амбулаторию, где допрашивали и часто избивали. За тонкой стеной приемной лежали больные, избитые полицейскими, а рядом занимались пыткой. В больнице, в ужасной грязи лежали мужчины с синими лицами, разбитыми головами.

На этом допросе меня не били, только издевались, толкали ногами, кололи пальцами в нос, совали кулаки в лицо. Буллитс спрашивал, кто вез лекарства в лес и как ее звать, не та ли женщина, которая была с нами, когда нас задержали патрули. Я ответила, что эта женщина мне не знакома, а кто доставлял лекарства – не знаю. Спрашивали о девушке, которая была у меня, откуда она и что она знала о моем муже. Это была беженка из Риги, с которой я познакомилась в Сталдзене. Когда я упала с велосипеда и разбилась, то прожила у нее две недели.

Буллитс еще спрашивал о двух застреленных немцах, я ответила, что об этом ничего не знаю. Далее спрашивал об Иване Ивановиче Сниедзиньш и еще о каком-то парашютисте. Я сказала, что парашютистов я не знаю. Буллитс хотел знать, сколько раз мой муж приходил домой, я отрицала, что он приходил домой. Буллитс нахально меня выругал, обещал опять меня взять в работу. После этого я ждала больше недели, когда опять поведут бить и дождалась. После обеда меня опять вызвали и поставили в коридоре около стенки. Так я стояла некоторое время. Охранник говорил, проходя мимо меня, что мне опять будет плохо за то, что я врала. Тогда меня позвали в амбулаторию, где был Буллитс, «Длинный палач» и «Украинец». Буллитс меня спрашивал, кто вывез Калнмалс Карла. Я сказала, что это сделала я. Он мне не поверил. Выслал меня в коридор. Стоя в коридоре, я слышала голос Штейнбергс Доры. Допрашивающий что-то кричал, вышел, подбежал ко мне и ударил, говоря, чтобы я сказала, кто вывез Калнмалс Карла. Я сказала – я вывезла и иначе не скажу. Допрашивающий сказал, что получу опять. Меня позвали в амбулаторию, там стояла Штейнбергс. Мне велели повторить, кто вывез Калнмалс. Я повторила, за это Буллитс повел меня на чердак. Этот раз со мной пошли двое – Буллитс и «Длинный палач». На чердаке Буллитс заставил разостлать доски, где лежать, чтобы при избиении не запачкаться. Закрыв двери, он заставил меня раздеться догола. Я просила оставить рубашку и трусы, но он не разрешил. Посадили меня на доски, наложили кандалы и просунули палку между ног. Один бил, а второй издевался. Он спрашивал, кто вывез Калнмалс, я сказала, что это сделала я и иначе я не могу ответить. Еще спрашивали о застреленных немцах и о русских парашютистах. Буллитс уже второй раз отдыхал, когда в дверь постучали. За дверьми был «Украинец». Буллитс выругался на него, но все же открыл. Они о чем-то поговорили, после чего меня освободили и заставили одеться, что я сразу не могла сделать. Некоторое время я лежала голая, и около меня стояли 3 мужчины и издевались. Самый противный был Буллитс. Когда я поднялась, кое-как оделась и поползла по лестнице вниз, он меня еще ударил нагайкой по спине. В камере я пролежала две недели на животе, не могла пошевелиться, рук совершенно не чувствовала.