Лаура

Так как словарь нашего общения был ограничен, разговор состоял из дежурных любезностей и вскоре истощился. Немного оживило атмосферу появление юной девушки с подносом. Она была очень хорошенькой: кожа смуглая, глаза длиннее и миндалевиднее, чем у филиппинок. Темные волосы были уложены в высокий заостренный узел. Одета она была в голубовато-зеленое платье с оранжевыми манжетами.

В руках она держала круглый поднос из полированной меди с гравировкой и чеканкой. Такие подносы часто встречаются в странах Африки или Азии, в мусульманских домах. На нем стоял огромный глиняный чайник и три фарфоровые чашечки, каждая вместимостью около двадцатой части чайника.

Девушка склонила колени и поставила поднос перед Лаурой. Не мигая, она уставилась на нее внимательным и интригующим взглядом.

Моя подруга наполнила одну из чашек и осторожно держала ее, как того требовали правила этикета, в ладошке, чуть отстранив от себя, чтобы не ошпариться. Сразу же после этого девушка поднялась и подошла ко мне, обслужила, а потом налила чай хозяйке магазина. Затем девушка поставила поднос с чайником на столик из черного дерева в форме бочонка, инкрустированный перламутром. К моему удивлению, она вернулась к Лауре и склонила перед ней колени так близко, будто хотела коснуться ее.

Судя по всему, объектом ее любопытства являлось не лицо гостьи, а нагота, что была видна из-под рубашки Лауры. Девушка находилась в позе наблюдателя довольно долго. Хозяйка магазина, как и я, наблюдала за ней с таким безразличным видом, что мне трудно было определить, чего в ней больше — невозмутимости, спокойствия, удивления, потворства, молчаливого согласия, удовлетворения или безразличия. Этого я никогда так и не узнал.

Лаура медленно пила чай, затем взглянула на девушку, не выдав ни своих истинных чувств, ни мыслей. Эта игра в молчанку, обмен таинственными взглядами продолжались довольно долго.

Наконец, девушка подняла глаза и встретилась взглядом с Лаурой, все еще сохраняя молчание. Затем второй раз за день я погрузился в сон: мне подумалось, что я заметил в лице девушки нечто больше похожее на приказание, чем на просьбу. Как бы там ни было, Лаура все поняла правильно, так как, не отрывая глаз от властного взора девушки, она медленно раздвинула ноги, которые держала плотно сжатыми, подняла выше край рубашки и полностью обнажила свой лобок. Девушка наблюдала за этим и даже проявила некоторое нетерпение…

И на этот раз, лучше, чем я, Лаура поняла, что от нее требовалось. Двумя пальцами она приоткрыла верхние губы влагалища, сперва чуть затем широко. Я наклонился вперед и смог увидеть, также впервые, округлый розоватый вход в ее влагалище, а над ним бугорок клитора… Лаура слегка коснулась его, как бы обращая внимание на эту важную часть своего тела.

Затем ее рука начала играть с клитором: она стала его гладить, ласкать, нажимать на него, возбуждая края и верх этого маленького органа.

Я догадался, что она пыталась сдержать действия, от которых ее тело начало трепетать. Она не могла сдерживать себя слишком долго, закрыла глаза и кончила очень быстро, выдавив из себя слабый стон.

Как только Лаура снова обрела над собой контроль, ее ноги раскрылись еще шире, так широко, как только можно было их раздвинуть. Ее средний палец глубоко погрузился во влагалище, которое слегка поблескивало от влаги в тусклом свете лампы. Потом она вытащила палец и снова погрузила во влагалище, постепенно ускоряя движения. Когда их ритм стал достаточно быстрым, она содрогнулась в наслаждении. Второй оргазм сделал ее лицо еще более прекрасным, и удовольствие от него длилось дольше. Она отдалась ему полностью и самозабвенно, позволял своему пальцу энергично ласкать клитор, и была счастлива еще раз достигнуть оргазма, разделив наслаждение с девушкой, которая, наконец, улыбнулась.

Улыбка девушки не была ни невинной, ни особенно чувственной. Когда Лаура извлекла палец и посмотрела на девушку, все еще удерживая рубашку выше живота, как бы не решаясь опустить, ее без предварительного разрешения, у меня возникло ощущение, что улыбка девушки была молчаливым согласием прикрыть наготу. Но это молчаливое послание было непонятно только мне одному. Встретившись с этим невиданным знаком, которым обменялись члены общества, куда я не был допущен, я моментально вспомнил и еще раз испытал свою прежнюю грусть — и пожалел об этом.

Молчаливое соглашение было заключено, и Лаура опустила рубашку, облизала палец, которым ласкала себя, с царственно высокомерным выражением лица, которое теперь казалось эгоистичным и вызывающим.

Я не захотел смотреть в лицо ее сообщницы, чтобы понять оценку этой новой вольности: мое воображение и так зашло уже слишком далеко.

Я поднялся и сказал хозяйке:

— Ваша дочь действительно прекрасная девушка. Как ее зовут?

Женщина вежливо ответила:

— Нео. Я однажды нашла ее на берегу моря и удочерила.