Лауреаты (СИ)

Во-первых, я так и не понял, какая она. Потому что, как любая Женщина (с большой, естественно, буквы), она разная. Рассудительная и легкомысленная, кокетливая и недоступная, раскованная и замкнутая. И та, с которой я общался в определенные моменты, не обязательно настоящая. Я ведь тоже благодарная публика, перед которой можно играть.

Во-вторых, не хотелось бы наживаться на капитале чужой заслуженной славы. В смысле высвечивания личных подробностей, кто от кого ушел и к кому прибился. Тем более, что существует непотопляемая когорта газетных авторов, которые прекрасно с этим справляются и без меня. Раз уж так вышло, что у певицы громадное количество верных поклонников. И все они с интересом глотают практически любые дежурные сплетни.

Помню, в кабинете редактора одного из отделов «Санкт-Петербургских новостей» на специальном стенде красовалась газетная вырезка, озаглавленная «Аромат Эдны Цветовой». О новых духах, названных в честь данной российской знаменитости.

Заголовок в последнюю минуту успели переделать. А вырезанную из сигнального экземпляра статью повесили на стенку в назидание пишущей братии.

И, наконец, главное. Мне нравится то, что она делает. Я уважаю в ней профессионала. Я влюблен в нее как в женщину. Немножко абстрактно, с хмельной сумасшедшинкой и даже с легкой ревностью.

То есть я никак не могу быть беспристрастным.

Наверное, лучше начать совсем издалека.

Я вырос в глубокой, как Мариинская впадина, провинции. Фрагмент детских воспоминаний: начальная школа, перемена, две девочки верхом на парте. Уверенно копируя еще непривычный зарубежный акцент, они поют: «Снежная, снежная королева…»

Сейчас любой мелкий кабацкий певец из Пырловки, что под Нижней Горловкой, убежден в личной художественной неповторимости. Он уверенно подгоняет репертуар к своему исключительно популярному в Пырловке имиджу. Или, выражаясь знаменитыми словами поэта, он не делает под Маяковского, а делает под себя.

Во время моего взрастания кайф музыкантов был совершенно иным. Он заключался в стремлении передать оригинал с фотографической точностью. Снять, как говорится, один к одному. Это считалось высшим достижением.

Цветовский супершлягер «Сосед-музыкант» прокатился по стране, как лавина. Необычная интонация артистки тиражировалась безымянными исполнительницами на каждой танцплощадке и в любом ресторане. Ее голос на тот момент стал народным. Как когда-то голос Утесова. Или, позже, Высоцкого. Наверное, это и есть высшее признание.

Вживую я впервые увидел ее во Владивостоке. Году в семидесятом – семьдесят первом. Она давала концерты на сцене местного ДК. Запомнилось несметное количество ребят – подпевал и оркестрантов. А также розовое платье и огромные, невыразимо прекрасные глаза.

Мое первое знакомство с певицей ни к чему не привело.

Я тогда плотно работал с композитором Женей Сушинским. А Цветова только-только записала на пластинку его песню «Скажу спасибо за цветы». И Женя жаждал развить успех, подсунув ей что-нибудь из наших замечательных совместных творений. И взяв меня с собой в качестве восторженного поклонника.

За кулисами любого концерта торчит куча народа, не имеющего прямого отношения к данному сценическому действу. Это знакомые артистов, знакомые знакомых и те, кто пока не успел познакомиться.

Все они просачиваются через служебный вход. По спискам, приглашениям, телефонным звонкам или просто заморочив голову вахтеру.

Последнее предстояло совершить и нам с Женей.

Я очень волновался. Настолько, что даже заикнулся о покупке цветов.

Учитывая зимнее время года, такой поступок был равносилен крупному денежному подвигу. Который Женя с полной готовностью переложил на мои финансово неокрепшие плечи.

Из соображений экономии я дальновидно приобрел букет в магазине. Тем более, что по виду он мало чем уступал рыночному. Пока находился на прилавке.

А на полпути к театру эстрады вдруг начал осыпаться. И Женя, поджидавший меня на задворках театра, глянул на цветы с большим сомнением. Потом аккуратно завернул их в газету и сунул к себе в портфель.

– Такие лучше вообще не дарить. Ладно, там посмотрим…

Вахтерша нас пустила практически без скрипа. Вероятно потому, что мы совершенно машинально вытерли ноги. То есть показали свою интеллигентность и масштабы таланта.

Служебного буфета в театре эстрады нет, так что мы, не отвлекаясь, дождались финального падения занавеса и с трепетом ступили на сцену.

Музыканты оживленно собирали манатки. Цветова и музрук ансамбля Григорий Резник что-то обсуждали у рояля.

Женя осторожно поздоровался и неубедительно представил меня как вполне живого поэта. Певица без интереса кивнула и, узнав о цели нашего визита, поспешила удалиться:

– Мне сейчас некогда, пусть Гриша оценит, он знает, что мне надо…

А Резник, обреченно выслушав Женино исполнение, объяснил, что решать все равно не ему.

– Вроде ничего. Главное, чтоб Эдне понравилось. Оставь клавир, мы с ней потом посмотрим.

Без радости встретились, без горя распрощались.