Лава

- Возможно, Земля и не примет наше решение... Что ж, пускай так! Но, неужели, ты забыла первый и самый главный постулат нашего Кодекса Чести? "Везде, где бы ни творилось зло, унижая, угнетая и заставляя страдать людей, лишая их счастья и самой жизни, наше святое право добиться воссаторжествования добра и справедливости!" Разве не так?

Я внимательно смотрел на Юли. Она молчала, глядя на полосы красного света, висевшие в пыльном воздухе под потолком. Потом вздохнула:

- Ты, наверное, прав... Может быть, я эгоистична, но мне тяжело будет снова перенести твою гибель... И я соскучилась по Земле, Максим! Мне невыносимо хочется увидеть ее просторы, упасть в траву ее лугов, насладиться запахом ее ветра, окунуться в ее чистые воды, чтобы смыть с себя всю эту кровь и грязь, которыми пропитана эта планета!.. Но я люблю тебя и не могу оставить одного на растерзание врагам. Я верю тебе!

Она прижалась к моей груди. И я крепко обнял ее, чувствуя неодолимое желание раствориться в ней без остатка.

* * *

Стремительно наступившая ночь окутала лес глухим непроницаемым мраком, разбросала на небе крупные горошины звезд. Высоко над лесом серый абрис одинокой луны просвечивал сквозь пелену облаков тусклым фонарем, не способным бороться с темнотой у подножья деревьев, дружными рядами поднимавшихся к вершине скалистого холма.

Некоторое время я стоял на краю скалы, под пологом звездного неба, всматриваясь во тьму и прислушиваясь к тревожным звукам ночи. Слабый ветерок нес из темноты приятную прохладу и сухие запахи степных трав. Безграничный звездный простор надо мной манил своей необъятностью и глубиной, завораживал, рождал в душе привычные ассоциации и чувства. Многое я отдал бы сейчас, чтобы снова испытать непередаваемую радость полета среди звезд, радость звездопроходца, открывающего новые миры, и снова возвращающегося на родную Землю после долгих скитаний...

Земля! Сколько дорогого, близкого и бесконечно прекрасного таило в себе это слово! Сколько мечтаний, надежд, переживаний и счастливых минут было связано с ним!.. Вся моя жизнь, от начала и до конца, была посвящена Земле. Даже здесь, на чужой планете, за бесконечной бездной мрака и холода, разделившей Землю и Гивею, пройдя по огненной тропе безвременья и ужаса нуль-пространства, - даже здесь я чувствовал заботливые руки Земли, и служил Трудовому Братству!

Утро нового дня обещало принести с собой коренные перемены во всей моей прежней жизни, но сейчас думать об этом мне не хотелось. Душа и тело требовали покоя и отдыха. Я повернулся и пошел по узкой тропинке, возвращаясь в лагерь. Осторожно ступая по камням и всматриваясь в темноту, достиг высокой стены частокола. У ворот, сидя на камнях, дремали, обняв оружие, двое часовых: Стоян и Хрящ. При моем появлении они встрепенулись.

- Что, тревожно? - сонно щурясь, поинтересовался Хрящ, приветствуя меня.

- Есть немного, - кивнул я в ответ.

- Зря! Утро будет доброе! - сообщил Стоян, взглянув на звезды и по-собачьи принюхиваясь к ветру.

- Тебе бы отдохнуть, - сочувственно посоветовал Хрящ, внимательно взглянув на меня. - Исхудал ты весь, осунулся вовсе...

- Ну, что ж, пожалуй, я так и сделаю. А вот вам спать на посту не следует!

- Что ты, Максим! Это мы так, немного присели, - заверил меня Стоян. - А спать и не думали вовсе! Можешь не беспокоиться, свой пост мы знаем.

Он по-солдатски сжал в руках оружие, вытягиваясь во весь рост.

- Ладно, верю, - дружески похлопал я его по плечу, уже собираясь идти спать.

- Послушай, Максим! - остановил меня Хрящ. - Вот тут промеж нас спор вышел... никак не можем разрешить кто прав. Рассуди ты нас, если сможешь.

- Попробую, - улыбнулся я. - А о чем ваш спор?

- Да вот, никак не верится нам, что у вас, на Земле, все люди считают себя братьями, и нет промеж ними вражды и злобы... Неужто, и в правду такое возможно? - Хрящ посмотрел на меня доверчиво и просящее, словно ученик на учителя.

- Сколько живу на свете, - продолжал он, - всегда знал, что каждый человек строит свое счастье в одиночку, своими собственными руками. Другие ему в этом не подмога! Каждый за себя, и все врознь. И отец мой так жил, и дед, и прадед...

Он замолчал, недоуменно пожимая плечами.