Лава

— Куда нас везут? — обратился я к пожилому.

— Кто же его знает! — удрученно вздохнул тот.

— В лагерь смерти! — вступил в разговор высокий.

— В лагерь?

— Да. Они сгоняют всех недовольных новой властью — мятежников, как они нас называют — в специальные лагеря смерти. Я слышал, они находятся где-то далеко от побережья, и оттуда уже никто не возвращается… Это началось уже давно, еще до покушения. Таких лагерей существует очень много. В них людей содержат, как скот, и они умирают там сотнями через месяц-два… Разве ты не знал об этом?

С легкой насмешкой посмотрел он на меня.

— Никогда не слышал о подобном! Я не занимался делами о «заговорах», которые так любил мой бывший начальник… Теперь-то я понимаю, почему он не ловил настоящих преступников!

Я горько усмехнулся, оперся спиной о стенку фургона, глядя на крохотный кусочек синего неба в узкой зарешеченной щели под потолком. Некоторое время высокий молчал, внимательно всматриваясь в мое лицо. Затем протянул мне руку:

— Меня зовут Рэд!

— Максим.

Я пожал его твердую ладонь.

* * *

— Все, приехали! Вылезай по одному! — скомандовал человек в форме армейского офицера, распахивая дверцы фургона. Снаружи доносились истошный лай собак и чьи-то злобные крики.

Я прикрыл ладонью глаза от слепящего красного света. С трудом различил в темных контурах за спиной офицера двоих солдат с оружием в руках. Первым из машины вылез пожилой, ближе всех сидевший к выходу. Он с трудом распрямил согнутую спину, и держался одной рукой за поясницу, слепо щурясь на солнце. Вслед за ним вылез худощавый невысокий человек, смуглый от загара, на вид совсем не примечательный, одетый в старую рабочую блузу. Его я так и не смог хорошенько рассмотреть за всю дорогу. Мы с Рэдом поддерживали раненого парня, едва державшегося на ногах. Оказавшись на земле, я осмотрелся по сторонам.

На север и запад, на сколько хватало глаз, простиралась сухая песчаная степь. Настойчивый горячий ветер гнал там тучи пыли вперемешку с горькой колючей травой, хрустевшей на зубах вместе с песком. На юге, километрах в пяти, темная стена леса тянулась вдоль всего горизонта, плавно изгибаясь и почти примыкая к огромной котловине, обнесенной со всех сторон высоким земляным валом. Поверху вала тянулся забор из колючей металлической ленты. Там же расхаживали несколько солдат с собаками, истошно лаявшими на кого-то, невидимого нам за валом.

— Ну, что встали, как истуканы?

Офицер пихнул меня в спину.

— Не в гости приехали! Чувствуйте себя, как дома! — и он криво усмехнулся своей глупой шутке.

— Этому человеку нужна медицинская помощь. Он ранен!

Я указал на парня, которого мы с Рэдом поддерживали с двух сторон.

— Помощь, говоришь, медицинская? — Губы офицера скривились еще больше. — Ну что ж, я помогу ему сам!

Он выхватил из кобуры пистолет и в упор выстрелил в голову раненому парню. Тот, как подкошенный упал на землю, забрызгав меня кровью и увлекая за собой. Я едва удержался на ногах. Увидел, как Рэд с кулаками бросился на офицера, но его тут же остановили жестоким ударом приклада в живот. Согнувшись пополам, Рэд глухо застонал и упал на колени.

— Ах вы, сволочи!

Я кинулся на солдат, но получил такой сильный удар в лицо, что сразу же оказался распростертым на земле, задыхаясь от ярости и пыли.

— Конвой! — истошно заорал взбешенный офицер. — Всех внутрь! Живо!

Пинками нас подняли с земли, и вместе с остальными погнали прикладами сквозь узкий проход перегороженный решетчатыми воротами, над которыми висело синее полотнище с небрежной надписью белой краской: «Работа делает свободным». Рядом с воротами была установлена смотровая вышка с вооруженным часовым. Я плелся вслед за Рэдом, отирая с лица струившуюся кровь, и оглядываясь на оставшегося лежать в пыли на солнцепеке убитого парня.

За валом оказалось несколько десятков длинных зданий с плоскими крышами и зарешеченными окнами, стоявших по обе стороны котловины. Сама котловина тоже была разделена надвое проволочным забором. Люди самого разного возраста, такие же заключенные, как теперь и мы, сидели прямо на земле под палящим солнцем. Больше всего меня поразило то, что в лагере были и женщины-заключенные. Им отводилась специальная половина котловины, отделенная колючим забором и рвом.

Я посмотрел на низкое ярко-синее небо. Полоса лохматых грязно-розовых облаков поднималась от горизонта с юга, пересекала небесный свод через зенит, и таяла в безмерной высоте, обрываясь на полпути к северному горизонту. Красный шар солнца плыл среди облаков, обрушивая на головы людей палящий жар. Душное марево, поднимавшееся со дна котловины, делало и без того безрадостное положение людей просто невыносимым. Все это напомнило мне нацистские концлагеря, виденные мною еще в школе, на уроках истории в старых кинохрониках. Смерть и безысходность реяли над этим лагерем, разделенным столетиями истории и парсеками расстояния от тех лагерей, вошедших позорной страницей в историю Земли. Но от этого его ужасающая суть не теряла своей страшной силы.