Лавандовое поле надежды

– Принесу обязательно, – пообещал он и снова поцеловал бабушку в макушку.

Старшие сестры по очереди крепко и многозначительно обняли Люка, и он потрясенно осознал, какими худенькими оказались они под летними платьями. А мать, увидев Люка, и вовсе заплакала. У него защемило сердце – она тоже будто истаяла, стала совсем хрупкой и тщедушной.

– Мой мальчик, мой мальчик, – запричитала она.

Какой же тяжкой оказалась эта семейная встреча!

– Что ты плачешь? – Люк улыбнулся матери. – Все хорошо, мы целы, мы вместе.

Она замахала на него руками, не в силах вымолвить ни слова.

– Любовь моя, ступай в дом! – сказал Якоб с той нежностью, которую приберегал для одной лишь жены. – Девочки, проводите маму. Мне нужно поговорить с вашим братом.

– Позволь… – начал было Люк.

Отец остановил его, положив руку на плечо.

– Давай немного прогуляемся.

Люк никогда не слышал, чтобы отец, обычно жизнерадостный, говорил так серьезно и торжественно.

– Куда вы? – негромко упрекнула их Сара. – Мы ведь только приехали.

Люк улыбнулся старшей сестре, стараясь не обращать внимания на то, как уныло сутулятся ее плечи.

– Мы мигом, – украдкой шепнул он ей. – Мне не терпится узнать все-все про Париж.

– Поосторожней с желаниями, – предостерегла Сара, и у Люка сжалось сердце, столько печали сквозило в голосе сестры.

2

Люк шагал в ногу с отцом. Тот явно был взвинчен – вот-вот сорвется.

– Здорово, конечно, что вы вернулись, но знай мы о вашем возвращении заранее, успели бы подготовиться лучше. – Он положил руку на плечо отца. Даже сквозь ткань пиджака чувствовалось, как торчат угловатые ключицы.

– Времени не было, – отрывисто ответил Якоб. – Где Вольф? Я написал ему с дороги.

– Мы все равно сегодня ужинаем вместе. Саба готовит его любимые блюда.

– Хорошо. Надо с ним поговорить. – Отец вздохнул и огляделся по сторонам. – Когда-то я на этот холм взбегал одним махом…

Люк обратил внимание, как медленно и тяжело ступает отец.

– Папа, ты здоров?

Якоб опустил голову, и Люк изумился, увидев, что губы у него дрожат.

– Сам не знаю, сынок. Но я рад тебя видеть. – Он взял Люка под руку. – Помоги-ка мне взобраться на этот разнесчастный холм. Хочу посмотреть сверху на любимую долину.

Оба умолкли и в уютном молчании побрели бок о бок через деревню. Люк вел отца узенькими улочками, где пахло стряпней, а из-за приоткрытых ставней разносились отзвуки голосов. Дорога вела в гору – к огромному, нависающему над долиной утесу. К тому времени, как они добрались до гребня, солнце зашло, но было еще совсем светло, даже по меркам провансальского лета. Ночь спустится на деревню лишь через несколько часов. Люк помог отцу сесть и устроиться на небольшом обломке скалы, а сам встал рядом, пытаясь скрыть владевшее им смятение.

Долгое время Якоб Боне молчал. Ему не исполнилось и семидесяти. Большую часть своей жизни он был коммерсантом, хотя начинал с выращивания лаванды. В отличие от Люка Якоб не питал особой любви к земле. Лаванда служила источником благополучия его семьи, но Якоб приумножил состояние, распоряжаясь деньгами умело и талантливо, не боясь и рискнуть. Когда ему было столько же, сколько Люку сейчас, он уже не имел дела с фамильными плантациями, а нанял управляющих. Конечно, он мог продать поля – однако продавать не стал из сентиментальных соображений. И как же Люк этому радовался!.. По мере разрастания парфюмерной промышленности выращивание лаванды превратилось в очень выгодный бизнес. Причем Якоб занимался лишь бухгалтерией и инвестициями. В семьдесят лет ему еще рано выглядеть таким слабым и хрупким!

Только теперь, глядя на одного из самых дорогих ему людей, Люк осознал, как разительно отец переменился. Мертвенно-бледная, истончившаяся кожа туго обтягивала исхудавшее, превратившееся почти в скелет тело.

Люку сделалось стыдно за себя самого, такого крепкого и мускулистого, за свой здоровый загар.

– Похоже, парижская жизнь нашу семью не слишком-то баловала.

– Люк, мне надо дать образование твоим сестрам. Здесь, в Сеньоне, для них ничего нет. Ты можешь себе представить, чтобы Сара или Ракель прозябали, не имея возможности развивать ум? А Гитель? Ей нужно то, что может предложить только Париж… Все мои дела тоже ведутся в Париже. – Отец понурил голову. – Точнее, велись. – Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. – Чем тут пахнет?

Этот вопрос Якоб задавал бесчисленное количество раз в детстве Люка – но Люк не уставал отвечать на него. Ему были дороги воспоминания о далеких счастливых временах, когда он вот так же смотрел сверху на живописную долину: лоскутное одеяло полей и садов, оливковых рощ и синевших в сумерках высоких кипарисов.

Люк кашлянул, пытаясь избавиться от кислого привкуса во рту.

– Чем пахнет?.. Само собой, лавандой. Тимьян нынче вечером тоже крепок. А еще розмарин, мята и слабая нотка шалфея. Между прочим, жаркое в кастрюле мадам Бланш томится вовсю.

– Ммм. – Отец кивнул. – Майорану она сегодня не пожалела.

– Ты меня сюда привел не травы обсуждать.

– Нет. Просто хотелось продлить на минутку иллюзию, будто ничего не изменилось и жизнь по-прежнему проста и безопасна.