Лавина

И.В. даже не помнит, когда разговор так бы ее занимал. И почему все люди не могут быть такими, как Дядюшка Энцо?

– Давай посмотрим, – говорит Дядюшка Энцо и поднимает взгляд к потолку, сканируя базы своей памяти, – я кое-что о тебе знаю. Тебе пятнадцать лет, ты живешь с матерью в небольшом ЖЭКе в Долине.

– И я кое-что о вас знаю, – отваживается И.В.

– Не так много, как ты думаешь, это я тебе гарантирую. Расскажи мне, что думает о твоей карьере твоя мать?

Как мило с его стороны употребить слово «карьера».

– Она не все о ней знает или не желает знать.

– Тут ты, вероятно, ошибаешься, – весело говорит Дядюшка Энцо, вовсе не пытаясь ее этим принизить. – Тебя, возможно, шокирует, насколько хорошо она информирована. Так, по крайней мере, было в моем случае. А чем твоя мать зарабатывает на жизнь?

– Работает на федералов.

– А ее дочь доставляет пиццу для «Новой Сицилии»! – от души забавляется Дядюшка Энцо. – И что же она делает для федералов?

– Что-то такое, о чем она не может мне рассказывать, вдруг я проболтаюсь? Ей приходится проходить уйму тестов на детекторе лжи.

Дядюшке Энцо, кажется, прекрасно это понятно.

– Да, у федералов много такой работы.

Повисает компанейское молчание.

– Это меня типа бесит, – говорит И.В.

– То, что она работает на федералов?

– Проверки на детекторе лжи. Ей на руку надевают такую штуку – чтобы измерять давление.

– Сфигмоманометр, – решительно вставляет Дядюшка Энцо.

– От него у нее потом синяки на руках. Это меня почему-то тревожит.

– Это и должно тревожить.

– И весь дом в подслушивающих устройствах. Поэтому, когда я дома, что бы я ни делала, наверняка кто-то подслушивает.

– Тут уж я точно с тобой, – говорит Дядюшка Энцо, и они оба смеются. –  Я задам тебе вопрос, который мне всегда хотелось задать курьеру, – говорит Дядюшка Энцо. – Я всегда смотрю на вашу тусовку из окна лимузина. Если уж на то пошло, когда меня кто-нибудь пунит, я всегда прошу Питера – это мой шофер – не слишком ему докучать. А вопрос такой: вы с головы до ног одеты в защитные костюмы с прокладками. Тогда почему вы без шлемов?

– У комбинезона есть шейный воротник, который надувается, если ты падаешь с доски, и покрывает голову, так что вполне можно отскочить от асфальта на голове. Кроме того, в шлеме странно себя чувствуешь. Говорят, он никак не влияет на слух, но на самом деле влияет.

– В своей работе вы сильно полагаетесь на слух?

– Да. Ясное дело.

Дядюшка Энцо кивает.

– Я так и думал. Мы тоже так считали, я и ребята из моего подразделения во Вьетнаме.

– Я слышала, что вы были во Вьетнаме, но… – Она останавливается, понимая, что это скользкая тема.

– Ты думала, это очковтирательство? Нет, я действительно там был. Мог бы держаться в стороне, если бы захотел. Но я пошел добровольцем.

– Вы добровольцем пошли во Вьетнам?

Дядюшка Энцо смеется.

– Да, пошел. Единственный мужчина в моей семье, кто так поступил.

– Почему?

– Думал, там будет безопаснее, чем в Бруклине.

И.В. смеется.

– Неудачная шутка, – говорит он. – Я пошел добровольцем потому, что мой отец не хотел, чтобы я туда отправлялся. А мне хотелось его позлить.

– Правда?

– Конечно. Я многие годы изыскивал способы ему досадить. Ходил на свидания с черными девчонками. Отрастил длинный хайер. Курил марихуану. Но венец, кульминация – это было даже лучше, чем проколоть ухо, – я записался добровольцем во Вьетнам. Но и тогда мне пришлось пойти на крайность.

Взгляд И. В. перебегает с одной морщинистой мочки Дядюшки Энцо на другую. В левой она едва-едва различает крохотный бриллиантовый гвоздик.

– Что вы хотите сказать? Какую крайность?

– Все знали, кто я такой. Молва расходится, знаешь ли. Если бы я пошел добровольцем в регулярные войска, то остался бы в Штатах, заполнял бы какие-нибудь бланки – может быть, даже на базе Форт-Гамильтон, прямо здесь, в Бенсонхерсте. Чтобы это предотвратить, я пошел добровольцем в спецназ и сделал все, чтобы попасть в часть, которую отправили на передовую. – Он смеется. – И это сработало. Но я что-то заболтался, как старик. Я начал говорить о шлемах.

– Ах, да.

– Нашим заданием было прочесывать джунгли и выкуривать оттуда увертливых малых с пушками больше них самих. Партизан. И мы тоже полагались на слух – в точности как вы. И знаешь что? Мы никогда не носили шлемов.

– По той же причине.

– Вот именно. Даже если они не закрывают тебе уши, они чем-то сбивают слух. Я и по сей день думаю, что жизнью обязан тому, что ходил с непокрытой головой.

– И впрямь круто.

– Можно было предположить, что сейчас эту проблему уже решили.

– Ну да, – вставляет И.В. – наверное, есть вещи, которые никогда не меняются.

Запрокинув голову, Дядюшка Энцо от души смеется. Обычно такие выходки И.В. раздражают, но Дядюшка Энцо смеется так, словно ему действительно весело и интересно, а не для того, чтобы поставить ее на место.

И.В. хочется спросить, как он перешел от запредельного бунта к управлению семейным предприятием. Она не спрашивает. Но Дядюшка Энцо чувствует, что это логичное продолжение разговора.