Лавина

– Вынужденное бездействие тягостно. Понимаю. – Тон Крестовникова стал мягче. – Но это не повод, чтобы идти в горы. Разведка не времяпрепровождение, а необходимость. А если вы вспомните, сколько времени нам отпущено на разведку, то поймете, что это тяжкая, даже рискованная необходимость. В таких условиях в горах нужны мужчины. А теперь... Не примите мои слова за новое проявление моего плохого отношения к вам, но на отдых мне осталось меньше четырех часов.

Весть о прорвавшемся в поселок танке бежала от дома к дому. Люди спешили в управление комбината, набились в коридоре, в приемной, обступили Анну Павловну.

Стоило Самохину выйти с Шиховым из кабинета, как негромкий говор в приемной затих.

– Позвоните в комитет комсомола, – сказал Самохин Анне Павловне. – Надо подобрать двух-трех крепких лыжников для группы Крестовникова. – И обернулся к сидящему в углу трактористу: – Поедем.

Самохин вышел из управления и поднялся в кабину тягача.

Разрывая сугробы, грузная машина двигалась по улице, оставляя за собой широкую голубоватую канаву.

У обогатительной фабрики тягач остановился. За стеной ее, обращенной к Кекуру, выделялась на снегу уложенная углом высокая гряда крупных валунов. Промежутки между ними были забиты камнями, местами заполнены цементом.

Увиденное успокоило Самохина ненадолго. Так защитить можно лишь основные промышленные сооружения. А жилье, дома? Ремонтно-механическая мастерская? Склады, гаражи, стоящие на отшибе от поселка, амбулатория и детский сад? Все это растянулось на добрый километр. Не прикроешь.

– В клуб, – отрывисто бросил Самохин водителю тягача.

По пути он мрачнел все больше. Парниковые рамы – гордость подсобного хозяйства – несколько дней не обметались. Некоторые из них не выдержали тяжести снега, провалились. Скотный двор замело с наветренной стороны по окна, а местами и по застреху. В снегу мягко голубела траншея, промятая к силосной башне.

У входа в клуб Самохин увидел Фетисову и Шихова.

– Ждем вас, – встретила его Фетисова. – Хотим вместе с вами потолковать с людьми.

– Очень хорошо, – ответил Самохин и первым вошел в клуб.

В ярко освещенном зрительном зале было шумно. Люди сидели в верхней одежде, в шапках и походили на пассажиров, ожидающих посадки в поезд. Воздух был напитан устоявшимся табачным чадом.

– Вербованные. – Фетисова показала глазами на зал. – Почти все здесь собрались.

– Не только вербованные. – Самохин всмотрелся в державшихся особняком женщин. Некоторые из них пришли с детьми и узлами. – Не только...

Хмурые лица, недобрая тишина насторожили Самохина.

– Почему в помещении в верхней одежде? – громко спросил он. – В шапках! С вещами! Как на вокзале!..

– Что ж, выходит, нам и помощи не будет никакой? – перебила его женщина с ребенком на руках.

– Будет, – ответил Самохин. – Сами себе поможем.

– Нечего нас уговаривать! – злобно бросил кряжистый детина в потертой стеганке. – Не маленькие. Видим, что на дворе творится.

– Зачем уговаривать? – спокойно возразил Самохин. – Придет время, прикажу выйти на работы...

– Прежде чем приказывать, обеспечьте нас! – закричали в зале. – Валенки дайте! Стеганки!

– Какой из меня работник в пальтушке? – подскочил к Самохину курчавый парень в узконосых туфлях. – Полы путаются в ногах, снег гребут.

– Вас завербовали для работы на обогатительной фабрике, – по-прежнему сдержанно ответил Самохин. – На работающих в цехах валенок на комбинате нет. Тут и спорить не о чем. Надо будет – пойдете работать.

– Без валенок? – спросил курчавый. – На улице?

– Что ж, по-вашему, когда буря бьет корабль, матросы калоши требуют, чтобы ноги не промочить?

Самохин увидел, что вместо делового разговора его затягивают в ненужные и лишь раздражающие рабочих препирательства. Сопровождаемый недовольным гулом, он поднялся на сцену, выждал, пока затих шум, и обратился к притихшему залу:

– Одни трудятся на морозе по двенадцать часов в сутки, а кое-кто тут... санаторий устроил.

– А ты посиди в этом санатории! – закричали из зала. – Давай к нам! Разговаривать легко, сверху-то!

Самохин понял, что начал неудачно, хотел поправиться.

– Минуточку!

Договорить ему не дали.

– Прежде чем требовать, обеспечьте людей!

– Мы тоже знаем свои права!

Чьи-то руки взяли его за плечи и отодвинули в сторону. Самохин оглянулся и увидел Фетисову. Ее в поселке любили. Старожилы помнили, как она штукатурила первые здания, мерзла в палатках и всегда оставалась спокойной и ровной в обращении с товарищами. Рослая, по-мужски широкая в кости, с красным, обветренным лицом, она не боялась острого спора, умела озадачить противника неожиданным доводом, простецкой на первый взгляд репликой.

Фетисова вышла вперед.

Шум в зале быстро спал.

– Давай! – озорно крикнул кто-то. – Агитируй!

В недружном хохоте неожиданно прозвучал вопрос Фетисовой:

– У кого есть дети ясельного и дошкольного возраста? Над головами торопливо взметнулись руки.

– Пройдите к сцене. – Фетисова показала, куда пройти, и снова обратилась к залу: – У кого дети школьного возраста?..