Лавка антиквара

Ехать к Афику не хотелось ужасно, а придумать достойную причину отказа не удалось. В результате форма просьбы плюс внутреннее чувство долга переломили тщательно взлелеянную мною прокрастинацию.

Утро лишь по часам. Такое раннее, что в ночной тьме полупустые троллейбусы проезжали мимо остановок. На улице холодно. «Куда я в такую рань? Какие там пробки по Москве? И зачем это мне надо? Значит — надо, раз всё-таки собрался». Наконец, спасительно теплое метро и поезд. Метро только открылось, но народу предостаточно: основная часть пассажиров ехала на заводы, на смену. Всё дремали на ходу. Пассажиры зевали, они ещё не проснулись, и никому не было дело до бедного сонного меня. Вдруг захотелось спать самому. «Только бы не опоздать, — думал я, — а то…».

Что — «а то»?

Вспомнил старую студенческую шутку, ещё времен практики, когда приходилось ездить к семи утра. Чтобы взбодрить себя и хоть как-то проснуться, доставали автобусный талон (тогда ещё не было турникетов в наземном транспорте, а талоны стоили копейки) и просили соседа: «Передайте, пожалуйста…» Сосед открывал один глаз, компостера в пределах досягаемости не видел и куда-то передавал. Иногда талон возвращался владельцу с другой стороны вагона, пройдя весь круг. Бывало, кто-нибудь из самых проснувшихся присваивал талон себе.

Переход и снова поезд. Таганка, ещё пересадка, и опять поезд.

«Должен успеть», — подгонял себя я, уже покидая подземку. На улице вроде бы уже не так холодно. Или показалось? Редкие пешеходы, фонари, пустые дворы, темень, как ночью. Улица Федора Полетаева, нужный мне номер дома. Пришел.

Около железной двери подъезда топтались мужчина с женщиной в облачении медиков «скорой помощи»: они явно не могли попасть внутрь. Их машина стояла неподалеку.

— Скажите, уважаемый, — обратился ко мне крепкий молодой мужик, видимо — врач, с редкой рыжеватой бородкой, стетоскопом и оранжевым чемоданчиком в руке. — Вы здесь проживаете? Тридцать третья квартира — на каком этаже?

Дабы не спутали с медбратом, мужик перекинул стетоскоп через шею, на манер американских коллег. Вряд ли инструмент таки уж требовался ему на улице, но эскулап предпочитал ходить с ним постоянно, не снимая. Помнится, раньше, до показа по нашим телевизорам популярного сериала про «скорую помощь», отечественные врачи иначе носили свои трубки.

— Нам по пути, — туманно пояснял я, набирая ключевой код домофона.

Ошибиться было невозможно: в тридцать третьей квартире обитал Афик.

— Я знакомый того, кто живет в этой квартире, — зачем-то уточнил я, пока мы ожидали лифта. — Просил приехать.

— Эт хорошо, — буркнул доктор. — Этаж какой?

— Девятый, кажется… — почему-то неуверенно сказал я. — Точно девятый.

— Пра-ально. Тогда не уходите, может потребоваться ваша помощь.

Девятый этаж, слева от лифта, замызганная рабоче-крестьянская дверь. Я позвонил в соседнюю. Дверь почти сразу открыла одетая для улицы женщина неопределенных лет — видимо уже стояла в прихожей и собиралась уходить.

— Извините, — пролепетал я, — а ключик не дадите? Я друг Афик… Афиногена.

— Да, он предупредил, — одобрительно сказала она. — Вот, возьмите.

Я открыл замок соседней квартиры, и мы вошли.

Афик, одетый в роскошный парчовый халат с красной оторочкой, часто и глубоко дышал на диване в большой комнате своей трехкомнатной квартиры. Его вздохи постепенно учащались, углублялись и, видимо достигнув какого-то максимума, вновь ослаблялись и урежались, после чего наступала некоторая пауза. Затем всё повторялось снова. Мой знакомый был весь какой-то зелёный и расслабленный. К появлению около себя медиков и меня самого, он отнесся совершенно безучастно. Вернее — вообще никак не отнесся. Вдруг вспомнилось о пресловутом дыхании Чейна — Стокса и стало совсем тоскливо. Возникло и упрочилось отвратительное ощущение, что вот прям сейчас мой знакомый надумает помереть, и присутствующим придется стать свидетелями этого процесса.

Медикам я не то чтобы совсем не доверял, но сомневался в успехе. Для отвлечения внимания пришлось разглядывать интерьер. Всюду ковры. На стенах, на полу, даже на диване и креслах, благодаря чему помещение напоминало жилище монгольских кочевников. Прямо поверх ковра на стене красовалась крупная картина в традиционно японском стиле: две голые женщины с черными иероглифами на спинах интимно трогали друг друга. На другой стене, в вычурной до отвращения раме, гравюра: разведенный циркуль пересекал скрещенные ключ и меч. Сразу вспомнился символ на моей бронзовой шкатулке. Рисунок — один в один, только масштаб другой.

Тем временем медики уже что-то активно делали вокруг Афика. Откачивали его долго, а потом нехотя признались: нужна срочная госпитализация. Положение серьёзное, симптомы угрожающие. А мне надо бы помочь перетащить больного в машину «в положении лёжа», и, если возможно, сопроводить до клиники. Необходимость врач объяснил просто: