Это старческое безсиліе имѣетъ свое опредѣленіе: о такихъ старикахъ у насъ обыкновенно говорятъ, что они уже впали въ дѣтство, хотя сравненіе старости съ дѣтствомъ такъ же нелѣпо, какъ и сравненіе смерти со сномъ. Поставьте рядомъ человѣка, «впавшаго въ дѣтство», и ребенка и скажите, что общаго между потухшимъ, безжизненнымъ взоромъ выжившаго изъ ума старика и веселымъ, смѣющимся, открытымъ личикомъ ребенка, полнаго еще нетронутыхъ жизнью радостныхъ надеждъ и вѣры въ будущее. Точно также положите спящаго человѣка рядомъ съ умершимъ и посмотрите, есть ли сходство между благодѣтельнымъ сномъ, который придаетъ красоту лицу и ясно говоритъ, что человѣкъ, отдыхая, вознаграждаетъ себя за прошлое и набирается силъ для будущаго, и смертью, безжалостно налагающею свою суровую руку на внѣшній обликъ человѣка? Повторяю, нелѣпо отождествлятъ нашу лучшую, счастливѣйшую пору жизни съ безобразной, дряхлой старостью.
Наступилъ четвергъ, а старикъ все еще какъ будто ни о чемъ не думалъ. Только ужъ подъ вечеръ, когда они молча сидѣли вмѣстѣ, съ нимъ произошла какая-то странная перемѣна.
Подъ окномъ его комнаты, во дворѣ, росло дерево, довольно большое и раскидистое для такого маленькаго дворика. Его зеленыя вѣтви, освѣщенныя заходящимъ солнцемъ, покачивались отъ вѣтра и бросали тѣнь на противоположную стѣну, рисуя на ней причудливыя картины. Долго любовался старикъ этой движущейся тѣнью. Уже солнце зашло, на небѣ взошла луна, а онъ все сидѣлъ на одномъ мѣстѣ, не отрывая глазъ отъ дерева, отъ его зеленой листвы.
Послѣ болѣзни, надолго приковавшей его къ постели, онъ радовался, какъ дитя, этому деревцу, которое, хотя и одиноко, возвышалось среди крышъ и дымовыхъ трубъ, но, напоминая ему о другихъ деревьяхъ, говорило о другихъ мѣстахъ далеко за городомъ, гдѣ жизнь привольнѣе, отдыхъ слаще и покойнѣе.
Нелли показалось, что онъ взволнованъ и не желаетъ разговаривать; когда же она увидѣла, что слезы струятся по его щекамъ, ея наболѣвшее сердечко немного успокоилось. Но вотъ онъ всталъ съ своего мѣста и, умоляя ее о прощеніи, хотѣлъ опуститься передъ ней на колѣни.
— Что вы? Что съ вами, дѣдушка?
Нелли усадила его въ кресло.
— Нелли, прости меня за все прошлое; за то, что я собственными руками приготовилъ тебѣ горькую долю; за все, что тебѣ пришлось перенести въ то время, когда я предавался моей безумной мечтѣ.
— Перестаньте, милый дѣдушка, Богъ съ вами! Поговоримъ лучше о чемъ нибудь другомъ.
— Да, да, поговоримъ о другомъ. Помнишь, мы какъ-то съ тобой бесѣдовали… когда, бишь, это было? Не то нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, не то на прошлой недѣлѣ: у меня все спуталось въ головѣ.
— Не понимаю, дѣдушка, о чемъ вы говорите.
— Когда я въ первый разъ тебѣ сказалъ, что мы разорены! Сейчасъ, сидя у окна, я вспомнилъ объ этомъ разговорѣ и благословлялъ тебя за твои добрыя, ласковыя слова. Однако, тсс… надо потише говорить; не дай Богъ, услышатъ тамъ внизу, пожалуй, скажутъ, что я съума сошелъ, и разлучать насъ съ тобой. Мы здѣсь ни одного дня больше не останемся и уйдемъ далеко, далеко.
— Уйдемте отсюда навсегда, милый дѣдушка, съ жаромъ подхватила Нелли. — Лучше по міру ходить, чѣмъ оставаться здѣсь.
— Да, да, мы будемъ странствовать пѣшкомъ, въ лѣсу, въ полѣ, по берегу рѣкъ, мы будемъ жить на лонѣ природы, поближе къ Богу. То ли дѣло спать покойно подъ открытымъ небомъ, — посмотри, Нелли, какое оно ясное, вмѣсто того, чтобы томиться въ душныхъ комнатахъ. Здѣсь никакъ не отрѣшишься отъ заботъ, здѣсь невольно поддаешься соблазну! Мы еще можемъ быть счастливы съ тобой, Нелли. Мы постараемся забыть это тяжелое время, какъ будто его никогда не было.
— Мы будемъ счастливы, милый дѣдушка, только не здѣсь, воскликнула Нелли.
— Объ этомъ и говорить нечего. Развѣ здѣсь можно жить! Нѣтъ, завтра же поутру мы тихонько выберемся изъ дому, такъ, чтобы никто насъ не увидѣлъ, и уйдемъ, не оставивъ послѣ себя и слѣда. Бѣдная дѣточка! Щечки у нея поблѣднѣли, глазки помутились отъ слезъ и безсонныхъ ночей, и все изъ-за меня, я знаю. Но подожди, дай Богъ намъ только выбраться отсюда, и ты снова расцвѣтешь и повеселѣешь. Завтра мы будемъ свободны и счастливы, какъ птички.
Старикъ положилъ руки на голову внучки и далъ обѣтъ отнынѣ никогда не разставаться съ ней, пока смерть ихъ не разлучитъ.
Это обѣщаніе окончательно ободрило дѣвочку. Сердечко ея сильно забилось отъ избытка счастья и вѣры въ будущее. Въ ея воображеніи уже рисовались самыя веселыя, отрадныя картины: зеленѣющіе луга, тѣнистые лѣса, прозрачные ручейки, перепрыгивающіе съ камешка на камешекъ, и вѣчно ясное, безоблачное небо. Мысль о предстоящихъ лишеніяхъ, о холодѣ, голодѣ, болѣзни не тревожила ея юной, неопытной головки. Предстоявшая перемѣна отождествлялась въ ея умѣ съ возвращеніемъ къ прежней счастливой жизни. Она радовалась при мысли, что теперь уже не будетъ отходить отъ дѣдушки, что онъ совершенно выздоровѣетъ и окрѣпнетъ, они будутъ вести счастливую, мирную жизнь и, главное, избавятся отъ общества злыхъ, безсердечныхъ людей, среди которыхъ имъ пришлось жить въ послѣднее время.