Лавка древностей. Часть 1

Изъ торговой части города они перешли въ рабочій кварталъ. Здѣсь, по обѣимъ сторонамъ улицъ, тянется безконечный рядъ невзрачныхъ домовъ, разбитыхъ на комнатки, въ которыхъ ютятся бѣдняки, о чемъ краснорѣчиво свидѣтельствуютъ окна, повсюду заткнутыя грязными тряпками или бумажками. Въ мѣстныхъ лавчонкахъ продается только то, что необходимо бѣдному люду: и продавцы, и покупатели не сводятъ концы съ концами. Живутъ на этихъ улицахъ и такіе бѣдняки, что видали лучшіе дни: они долго не могутъ помириться съ своимъ новымъ безвыходнымъ положеніемъ и всячески стараются, насколько хватаетъ силъ и средствъ, украсить свои жилища; но сборщикъ податей и немилосердный кредиторъ вытягиваютъ изъ нихъ послѣдніе соки, лишаютъ ихъ и этого ничтожнаго утѣшенія, и, въ концѣ концовъ, ихъ жилища выглядываютъ такими же грязными и неприглядными, какъ и тѣ лачуги, обитатели которыхъ давно уже отказались отъ всякой борьбы съ нищетой.

Этотъ кварталъ безконеченъ: бѣдный людъ на большомъ пространствѣ раскинулъ свои убогія палатки. Съ виду всѣ улицы похожи одна на другую. Вездѣ вы видите одно и то же: большая часть домовъ отъ сырости и старости почернѣли; строются и новые; есть и такіе, которые рушатся, на половину недостроенные: у хозяина не хватило средствъ окончить постройку. Глядя на эти убогія жилища, не знаешь, кого больше жалѣть: тѣхъ ли, кто ихъ нанимаетъ, или тѣхъ, кто отдаетъ въ наемъ. Потянулись кирпичные заводы, заборы, сколоченные изъ старыхъ клепокъ, изъ обугленныхъ досокъ, уцѣлѣвшихъ отъ пожара; около нихъ свалены цѣлыя горы устричныхъ раковинъ и всякаго сора; тутъ же стоитъ диссидентская часовенька, гдѣ этотъ бѣдный людъ слушаетъ проповѣди о бѣдствіяхъ земной жизни, имъ и безъ того хорошо извѣстныхъ; а рядомъ красуется церковь, гдѣ пасторы краснорѣчиво описываютъ блаженство Царства Небеснаго и поучаютъ народъ, какъ надо жить, чтобы удостоиться его.

Въ то время, какъ Нелли съ дѣдушкой шла по этимъ заселеннымъ кварталамъ, они безпрестанно встрѣчали мужчинъ, чуть не въ лохмотьяхъ, отправлявшихся на работу, чтобы добыть кусокъ хлѣба для семьи. На улицахъ голодные, еле прикрытые тряпьемъ, ребятишки барахтались въ пыли, не обращая вниманія на угрозы несчастныхъ матерей; всѣ уже принимались за дѣло; и прачки, и сапожники, и портные, и свѣчные мастера: они занимались своимъ ремесломъ на дому — въ кухнѣ, на чердакѣ, въ комнатѣ, гдѣ попало. Зачастую весь этотъ людъ гнѣздится подъ одной крышей.

Наконецъ, они вышли изъ этого притона нищеты. Они уже были на самой окраинѣ города, сплошь усѣянной дачками. Вначалѣ виднѣлись простенькія деревянныя строенія, сколоченныя изъ остатковъ судна, облѣпленныхъ ракушками, изъ старыхъ бревенъ, поросшихъ грибами-поганышами. Эти крестьянскія дачки окружены такими же простенькими садиками.

Затѣмъ встрѣчались болѣе кокетливые, изящные, коттеджи съ разбитыми куртинами цвѣтовъ передъ окнами. Видно, что по узенькимъ дорожкамъ, усыпаннымъ пескомъ, никто никогда не гуляетъ. Они прошли мимо трактира, только что выкрашеннаго въ зеленую краску — съ одной стороны его разстилалась дерновая лужайка, съ водопоемъ для лошадей, а съ другой, подъ деревьями, были разставлены столики для чаю; миновали нѣсколько большихъ дачъ съ будками для сторожей у воротъ, шлагбаумъ, вышли въ поле, на которомъ мѣстами росли деревья, мѣстами сѣно было собрано въ стоги, и вскорѣ очутились у подошвы большого холма.

Когда путешественникъ взберется на этотъ холмъ и оглянется назадъ на городъ, разстилающійся со всѣми своими окраинами у его ногъ, на куполъ и крестъ св. Навла, высоко возносящійся къ небу и въ ясную погоду сверкающій на солнцѣ среди клубовъ дыма, тогда только онъ можетъ, наконецъ, свободно вздохнуть и сказать себѣ, что онъ совсѣмъ простился съ Лондономъ.

Недалеко отъ этого-то холма остановился отдохнуть старикъ съ своей маленькой провожатой, если только можно назвать провожатой ребенка, который рѣшительно не зналъ, въ какую сторону вести дѣдушку. Они сѣли на траву и принялись завтракать: Нелли не забыла захватить съ собою въ корзиночкѣ нѣсколько кусковъ хлѣба съ мясомъ.

Они чувствовали себя въ самомъ свѣтломъ, праздничномъ настроеніи духа. Свѣжій утренній вѣтерокъ успокаивалъ ихъ нервы, ободрялъ ихъ; они любовались зеленой, волнистой травкой, полевыми цвѣтами, упивались пѣніемъ птичекъ, порхавшихъ вокругъ нихъ, чуднымъ ароматомъ, разлитымъ въ воздухѣ, гдѣ раздавались разнообразнѣйшіе звуки, — всей этой прелестью полей, которая тамъ обаятельно дѣйствуетъ на каждаго человѣка и въ особенности на городского жителя. Хотя Нелли уже молилась въ это утро и, пожалуй, усерднѣе, чѣмъ когда либо въ жизни, молитва, какъ-то невольно просилась ей на уста, теперь, когда они молча сидѣли на травѣ, какъ бы очарованные окружавшей ихъ природой. Старикъ же молиться не могъ, — онъ перезабылъ все на свѣтѣ,- онъ только набожно снялъ шляпу и сказалъ: «Аминь».