И мистер Свивеллер представил им полный отчет совершенно точный во всем, что касалось характеристики одинокого джентльмена и высказанных им пожеланий, и поэтически-вольный в части, относящейся к огромному сундуку, который он описал, скорее увлеченный фантазией, чем преданностью истине, клятвенно заверяя, будто в нем хранятся все виды самых изысканных напитков и съестных припасов, известных нашему времени, и будто сундук этот представляет собой некий аппарат, который приводится в действие часовым механизмом и извлекает из своих недр решительно все. Кроме того, мистер Свивеллер дал понять, что храм со спиртовкой за две с четвертью минуты зажарил ростбиф в семь фунтов весом, чему свидетели его собственные чувства, а именно — зрение и вкус. Каким образом это было сделано, ему неизвестно, но он хорошо помнит, что одинокому джентльмену стоило только мигнуть, и вода сразу закипела и забулькала, из чего он (мистер Свивеллер) заключает, что жилец их какой-нибудь знаменитый фокусник, или химик, или и то и другое вместе, а следовательно, его пребывание под этой крышей озарит славой имя Брасса и вызовет новый интерес к истории улицы Бекис-Маркс.
Мистер Свивеллер счел нужным умолчать только об одном — а именно, о небольшой чарочке, которая, последовав по пятам за скромными обеденными возлияниями и отличаясь крепостью своего содержимого, вызвала в нем легкую лихорадку и заставила его два-три раза в течение вечера приложиться к другим таким же чарочкам в ближайшей харчевне.
Глава XXXVI
Так как одинокий джентльмен, уже которую неделю живший под крышей мистера Брасса, по-прежнему отказывался разговаривать или хотя бы объясняться знаками с самим стряпчим и его сестрицей и каждый раз избирал своим посредником Ричарда Свивеллера и так как он оказался жильцом во всех смыслах подходящим — то есть платил за все вперед, не докучал просьбами, не шумел, рано ложился спать, — мистер Ричард незаметно приобрел большой вес в доме в качестве лица, которое имело влияние на таинственного обитателя верхнего этажа и к добру ли, к худу ли — вступало с ним в переговоры, тогда как никто другой не осмеливался даже близко к нему подойти.
Откровенно говоря, отношения между мистером Свивеллером и одиноким джентльменом были не слишком-то близкие и не слишком-то поощрялись последним, — но поскольку Дик еще ни разу не вернулся с этих односложных бесед без того, чтобы не процитировать такие высказывания безыменного жильца, как: «Свивеллер! Я уверен, что на вас можно положиться», «Скажу не колеблясь, я к вам очень расположен, Свивеллер», «Свивеллер, вы мой друг и никогда от меня не отступитесь», а также много других столь же дружеских и доверительных по тону заявлений, якобы сделанных одиноким джентльменом по его адресу и служивших главным содержанием их разговоров, — мистер Брасс и мисс Салли ни минуты не сомневались в силе влияния мистера Ричарда, слепо веря ему на слово.
Но, помимо этой заручки и совершенно независимо от нее, у мистера Свивеллера имелась и другая, которая обещала быть не менее надежной и значительно укрепляла его положение в доме Брасса.
Он снискал благосклонность мисс Салли Брасс. Да не посмеют зубоскалы, привыкшие глумиться над женскими чарами, навострить уши в надежде на романтическую повесть, которая послужит им пищей для насмешек. Нет! Мисс Брасс хоть и была создана для любви, но сердце ее не ведало, что такое любовь. Привыкнув с детских лет цепляться за подол Фемиды, сделав с ее помощью первые самостоятельные шаги и не ослабляя с тех пор своей цепкой хватки, это прелестное существо так и осталось на всю жизнь питомицей богини правосудия. Еще малюткой Салли славилась уменьем перенимать походку и манеры судебного пристава и, выступая в его роли, научилась по всем правилам опускать руку на плечо сверстников и уводить их будто в долговую тюрьму, поражая зрителей правдоподобием этих сценок. Но что ей удавалось лучше всего, так это составление описи имущества у кукол с точным учетом всех столов и стульев. Эти невинные забавы скрашивали и услаждали последние годы жизни ее вдового родителя — джентльмена в высшей степени почтенного (друзья, преклонявшиеся перед его житейской мудростью, дали ему прозвище «Старый Лис»), который всячески поощрял дочку и, предвидя свое скорое переселение на кладбище у Собачьей канавы, более всего скорбел о том, что она не сможет выправить бумаги на стряпчего и вступить в это сословие. Обуреваемый столь нежными и трогательными чувствами. Старый Лис торжественно вверил Салли заботам своего сына Самсона, рекомендовав ее как бесценную помощницу, и со дня кончины старичка и по сей день мисс Брасс была верной опорой брату во всех его делах.