Лавка дурных снов

Ее, однако, больше интересовал, с антропологической точки зрения, мужчина по фамилии Райдаут, сидевший рядом с личным секретарем Ньюсама. Он был высок, худощав, лет примерно шестидесяти, одет в простые серые брюки с белой рубашкой, застегнутой на все пуговицы вплоть до тонкой шеи, которая покраснела от излишне усердного бритья. Кэт предполагала, что ему хотелось явиться особенно чисто выбритым на аудиенцию с шестым самым богатым человеком в мире. Под креслом он пристроил единственную принесенную с собой вещь – длинный черный футляр для ланчей с изогнутой крышкой, под которой обычно размещался термос. В таких коробках приносили на работу обеды из дома простые труженики, а ведь он представился как священник. До сих пор мистер Райдаут не вымолвил ни слова, но Кэт не нужны были уши, чтобы понять, кто он на самом деле. От него так разило шарлатаном, что этот нематериальный запах перебивал даже крепкий аромат лосьона после бритья. За пятнадцать лет работы со страдавшими от болей пациентами она нередко встречала таких типов. Этот, по крайней мере, не был обвешан магическими кристаллами.

Теперь сообщи им о явившемся тебе откровении, подумала она, перетаскивая свой стул на противоположную от постели сторону. Вообще-то стул был снабжен колесиками, вот только Ньюсаму не нравился звук, когда она перекатывала его. Другому пациенту она бы заявила, что обязанность таскать стулья не прописана в ее контракте, но когда тебе платят пять штук в неделю за услуги сиделки, лучше держать колкие замечания при себе. И лучше не сообщать такому пациенту, что по контракту ты не должна опорожнять и мыть подкладное судно. Хотя в последнее время ее молчаливое смирение начало истощаться. Она почти физически ощущала это. Так истончается ткань рубашки, которую слишком часто надевают и стирают.

Ньюсам говорил, обращаясь главным образом к типу, одетому словно фермер, отправившийся на прогулку в большой город.

– И вот когда я лежал под дождем на взлетно-посадочной полосе среди пылавших обломков самолета стоимостью четырнадцать миллионов долларов, почти без одежды (так бывает, если прокатиться по бетону пятьдесят или шестьдесят футов), на меня снизошло откровение.

Впрочем, сразу два откровения, подумала Кэт, пристегивая второй приборчик к другой безжизненно дряблой, испещренной шрамами ноге.

– Впрочем, сразу два откровения, – сказал Ньюсам. – Первое заключалось в том, насколько же хорошо быть живым, хотя я понял, что у меня весьма серьезные повреждения, еще до того, как боль, моя непрестанная спутница на протяжении последних двух лет, начала пробивать путь к сознанию сквозь шок. А смысл второго сводился к тому, до чего же часто люди, в том числе и прежний я, всуе употребляют слово «должен». В человеческом бытии есть место только для двух реальных долгов. Один из них – жизнь сама по себе, другой – свобода от боли. Вы придерживаетесь такой же точки зрения, преподобный Райдаут? – Но прежде чем Райдаут успел поддакнуть (а что еще он мог сделать?), Ньюсам воскликнул пронзительным, грубым стариковским голосом: – Не надо затягивать так туго, будь ты трижды неладна, Кэт! Сколько раз повторять?

– Извините, – пробормотала она и ослабила застежку.

Мелисса, экономка, выглядевшая безукоризненно подтянуто в белой блузке и белых брюках с высокой талией, внесла кофейный поднос. Дженсен взял с него чашку и два пакетика заменителя сахара. А вновь прибывший, этот второсортный святой отец, лишь помотал головой. Быть может, он принес с собой в термосе особый божественный кофе?

Кэт напиток даже не предложили. Если она пила кофе, то на кухне вместе с остальной прислугой. Или в летнем домике… Но только лето давно минуло. На дворе стоял ноябрь, порывы ветра обрушивали на окна струи дождя.

– Мне включить приборы, мистер Ньюсам, или пока уйти?

Уходить ей не хотелось. Она столько раз слышала эту историю – важная встреча в Омахе, крушение, Эндрю Ньюсама выбрасывает из горящего самолета, сломанные кости, раздробленный позвоночник, вывих берда, последующие двадцать четыре месяца невыносимых страданий, – что та до смерти ей наскучила. А вот Райдаут вызывал интерес. Другие шарлатаны тоже не заставят себя долго ждать, теперь, когда все признанные медициной средства исчерпались, но Райдаут был первым, и Кэт хотелось посмотреть, каким образом этот похожий на фермера мужчина заставит Энди Ньюсама расстаться с крупной суммой денег. Или попытается это сделать. Ньюсам никогда бы не сколотил столь баснословного состояния, будь он глупцом, но он изменился, и не имело значения, воображаемы его боли или реальны. По этому поводу у Кэт имелись кое-какие теории, но нынешняя работа стала самой выгодной в ее жизни. Самой благодарной – пусть только в денежном выражении. И если Ньюсаму хотелось продлить мучения, почему не дать ему такую возможность? Это его собственный выбор.

– Да, милая, подключи меня.