Лавка дурных снов

Пробежав через арку, я сразу увидел гадкого мальчишку, который ждал на тротуаре. Он нисколечко не изменился. Мальчик, укравший очки, как раз передавал их гадкому мальчишке, а тот ему – купюру. Когда гадкий мальчишка увидел меня, мерзкая усмешка, кривившая его неестественно алые губы, впервые исчезла. Потому что все пошло не по плану. По его плану Ронни должен был выбежать первым, а потом уже я. По его плану Ронни должен был выскочить следом за гадким мальчишкой прямо на проезжую часть, где его сбил бы автобус или грузовик. По этому плану я должен был появиться чуть позже. И все увидеть.

Гадкий мальчишка побежал через улицу. Вы знаете, что такое Барнум-бульвар на выходе из парка – во всяком случае, должны знать после того, как обвиняющая сторона трижды показывала свое видео на суде. Три полосы в одну сторону, три – в другую. Две – для движения прямо, одна – на поворот. И бетонное разделительное ограждение посередине. Добравшись до ограждения, гадкий мальчишка обернулся ко мне. Но теперь он был не просто напуган. В его глазах стоял неподдельный ужас. Увидев это, я почувствовал себя счастливым. Впервые с того дня, когда Карла свалилась с крыльца при церкви.

Уже в следующую секунду он помчался через дорогу, даже не повернув голову, чтобы посмотреть, нет ли там машин. Я тоже выбежал на проезжую часть не глядя. Я понимал, что меня могут сбить, но нисколько не волновался по этому поводу. По крайней мере, это было бы честное ДТП, а не таинственным образом заклинившая педаль газа. Возможно, вы скажете, что это самоубийство, но нет. Вовсе нет. Я просто не мог позволить ему уйти. Я не знал, когда он появится снова. Следующая наша встреча могла состояться лет через двадцать, а к тому времени я уже стал бы стариком.

Не знаю, как меня не расшибло в лепешку. Я слышал гудки клаксонов и визг шин об асфальт. Водитель одной из машин выкрутил руль, чтобы не сбить мальчишку, и ударился боком о грузовой автофургон. Кто-то обозвал меня психованным кретином. Кто-то еще крикнул: какого хрена он делает? Но это был просто шумовой фон. Я полностью сосредоточился на гадком мальчишке: как говорится, выбрал цель – и вперед.

Он бежал со всех ног, но кто бы ни прятался под его личиной, для всех он был мальчишкой с короткими детскими ножками и толстой задницей, и у него не было ни единого шанса. Ему оставалось только надеяться, что меня собьет машина. Но меня не сбили.

Он добрался до тротуара на той стороне, споткнулся и упал. Я услышал, как какая-то женщина – дородная крашеная блондинка – закричала:

– У него оружие!

Миссис Джейн Хели. Она давала свидетельские показания на суде.

Гадкий мальчишка попытался подняться. Я сказал: «Это за Марли, мелкий ты сукин сын», – и выстрелил ему в спину. Раз.

Он пополз на четвереньках. На асфальт капала кровь. Я сказал: «Это за Вики», – и снова выстрелил ему в спину. Два. Потом я сказал: «Это за папу и маму Нону», – и всадил по пуле ему под колени, как раз туда, где кончались эти его мешковатые серые шорты. Три и четыре.

Вокруг кричали люди. Какой-то мужик надрывался:

– Отберите у него револьвер! Отберите оружие!

Но никто ко мне не подошел.

Гадкий мальчишка перевернулся на спину и посмотрел на меня. Увидев его лицо, я чуть было не остановился. Растерянное, искаженное болью, это было лицо даже не семилетнего ребенка. Это было лицо малыша лет пяти. Бейсболка слетела и валялась теперь на земле рядом с ним. Одна из двух лопастей пластикового пропеллера перекрутилась. «Господи Боже, – подумал я. – Я стрелял в беззащитного, ни в чем не повинного ребенка, и вот он лежит у моих ног, смертельно раненный».

Да, ему почти удалось меня обезоружить. Он сыграл мастерски, мистер Брэдли, роль прямо на «Оскар», но потом маска сползла. Он сумел изобразить боль и невинность лицом, но не глазами. Эта тварь, что была у него внутри, проступала в глазах. «Ты меня не остановишь, – говорили эти глаза. – Ты меня не остановишь, пока я с тобой не закончу, а я еще с тобой не закончил».

– Да отберите же кто-нибудь у него револьвер! – закричала какая-то женщина. – Пока он не убил малыша!

Ко мне бросился крупный, высокий парень – кажется, он тоже давал свидетельские показания на суде, – но я навел на него револьвер, и он вмиг отступил, подняв руки.

Я повернулся обратно к гадкому мальчишке, выстрелил ему в грудь и сказал:

– За маленькую Элен.

Пять. Теперь кровь лилась у него изо рта и стекала по подбородку. У меня был старомодный шестизарядный револьвер, так что в барабане остался всего один патрон. Я опустился на одно колено в лужу его крови. Она была красной, хотя ей полагалось быть черной. Как жижа, вытекающая из ядовитого насекомого, когда на него наступишь ногой. Я приставил ствол револьвера к его лбу.

– Это за меня, – сказал я. – А теперь отправляйся обратно в свой ад, откуда ты вылез.

Я нажал спусковой крючок, и это было шесть. За секунду до выстрела наши взгляды встретились.