Гарри несколько раз глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться. «В Лютном какой только дряни не насмотришься», – говаривал Драко…
Гарри отвернулся от стола с колдографиями, желая избавиться от неприятного чувства, но тут же, как будто назло, его взгляд натолкнулся на целый шкаф с человеческими головами разной степени разложения. Гарри ощутил, как к горлу подкатывает тошнота; к тому же, давало о себе знать пойло, которое Драко заставил его выпить в одном из вонючих темных трактиров, каких здесь, в Лютном, было с избытком. Гарри отошел от шкафа с головами, с трудом протиснулся между приземистой тумбочкой, где под стеклом поблескивали глянцевыми боками какие-то насекомые, и столом, заваленным чистыми листами пергамента, подозрительно напоминающими человеческую кожу (на некоторых из них Гарри даже успел заметить размытые голубоватые татуировки), и оказался перед еще одним стеллажом с вещами, еще более причудливыми, чем те, что он видел прежде.
Гарри остановился, рассматривая изящную камею, на которой тонкое личико безымянной красавицы превращалось в скалящийся череп, а череп, в свою очередь, вновь становился лицом бледной девушки в подвенечной фате. Гарри ума не мог приложить, кому пришло в голову создать это кошмарное произведение искусства, и кому придет в голову носить такое украшение, но смена девичьего личика и черепа – смена красоты и уродства – отчего-то завораживала его настолько, что он не мог сдвинуться с места, рассматривая камею сквозь затянутое паутиной стекло.
– Завораживает, не правда ли? – раздался тихий голос откуда-то из полумрака лавки.
Гарри вздрогнул, отпрянул от камеи, словно его уличили в воровстве, и сразу же угодил в погнутый металлический таз с водой, зачем-то стоящий на полу. Мельком взглянув наверх, Гарри обнаружил большое влажное пятно на потолке, которое вспучивало и без того осыпающуюся штукатурку; по-видимому, крыша лавки протекала, и таз стоял здесь для того, чтобы собирать капающую с потолка дождевую воду.
– Что, простите? – рассеянно переспросил Гарри, выбираясь из таза. Его ботинки окончательно промокли и теперь оставляли влажные следы на сером полу лавки.
– Камея, – пояснил голос, который звучал будто бы отовсюду, но сколько бы Гарри ни вертел головой, пытаясь разглядеть его обладателя, он не видел ничего, кроме шкафов и пыльного хлама. – Ее называют «La Jeune Fille et La Mort», «Дева и Смерть». Тлен красоты… и красота тлена.
Гарри снова посмотрел по сторонам, отыскивая обладателя голоса. Лавка производила впечатление пустой и заброшенной: паутина, пыль, тишина, окутывающая всё вокруг, точно саван… То, что в лавке мог быть кто-то еще, сейчас казалось Гарри почти невероятным. Он обогнул один из высоких шкафов, за которым, как думал Гарри прежде, не было ничего, кроме стены, и оказался в крохотном закутке, еще более темном, чем всё помещение.
Тусклый свет закопченной лампы скорее плодил тени, чем освещал. Воздух здесь был спертым, напитанным странными запахами, напомнившими Гарри одновременно библиотеку, кабинет зельеварения и семейный склеп семьи Малфоев, куда однажды затащил его Драко. В ореоле света вокруг лампы кружилась пыль; по углам колыхалась пыльная паутина, похожая на клочья серого тумана.
Внезапно – будто прозрев – Гарри увидел прямо перед собой человека, стоящего за старинным бюро; его очертания, до того скрытые мраком, вдруг выступили из темноты, освещенные масляной лампой. У Гарри возникло ощущение, что он едва бы увидел этого человека, если бы тот сам не пожелал показаться ему.
– Добрый вечер… сэр, – проговорил Гарри, рассматривая хозяина лавки. Теперь Гарри увидел, что тот высок, черноволос и страшно бледен; весь его облик – хищный нос, впалые щеки, глаза, сверкающие лихорадочным блеском, – необычайно подходил этому месту, словно он был не человеком из плоти и крови, а мрачным порождением своей лавки кошмаров.
– Вечер в Лютном никогда не бывает добрым, – отозвался хозяин, бросив на Гарри странный взгляд.
Гарри смешался – больше от взгляда и голоса мрачного человека, чем от его слов – и не нашелся, что ответить; а тот вновь опустил взгляд к бюро, и Гарри, проследив за ним, увидел, что хозяин лавки читает некую старинную книгу. Она была прикована к бюро цепью из странного темного металла; когда же человек перевернул страницу своими длинными изжелта-белыми пальцами, Гарри увидел, что страницы книги черны и испещрены алыми знаками неведомого ему алфавита.
Книга показалась Гарри не менее зловещей, чем ее хозяин, но почти сразу же он понял – скорее даже почувствовал – что именно такую книгу и должен читать этот мрачный высокий человек в черном, и что ему, Гарри, до ужаса хочется заглянуть в нее.
Хозяин лавки, точно почувствовав его желание, вновь поднял глаза от книги и на этот раз дольше задержал свой взгляд на Гарри – тот замер, томительно цепенея под этим гипнотическим взглядом.
– Хочешь прочесть?