Лавка красоты "Маргаритки"

Ближе к закату я, наконец-то, заканчиваю с садом, оставив на потом только мелочи. Долго смотрю на коряги перед домом, решая, нужно ли поделиться с садом силой сегодня, или всё же оставить на потом. Пришла к выводу, что сегодня и так неплохо поработала, и захожу под новенькую крышу обновлённого наследства.

Дом доволен, хоть и пытается это скрыть напускным равнодушием. Но я-то чувствую, как внутри едва ли ни каждой доски клокочет радость.

Как оказалось, Тимоха идеальный работник. Ему и говорит не пришлось, он сам поправил насосы, обеспечив моё жилище чистой водой. Жизнь налаживается. Работник уходит и я остаюсь одна.

Приготовив ужин на скорую руку, сажусь в потрёпанное кресло и долго смотрю на танец яркого пламени. Почти засыпаю, когда дом настороженно ворчит и заставляет меня проснуться от настырного марева сна.

– Что? – спрашиваю, растирая лицо непослушными руками.

Оказывается, к нам вновь пожаловали гости… Хорошо хоть, уже знакомые.

Окно на кухне нарочно громко кряхтит, чтобы я точно знала, откуда ждать появления незнакомца. Когда он входит в залу, я без особо удивления бросаю:

– Опять?

Кажется, мне удаётся его напугать, потому что мужчина вздрагивает и резко оборачивается, при этом спуская с кончиков пальце туманные плети, которые без предупреждения обвивают мою шею и приковывают руки к подлокотникам кресла.

На пару секунд темнеет в глазах, а когда гадкий туман отпускает, и я слышу недовольное ворчание гостя, то едва не давлюсь вспыхнувшей злостью:

– Тебе что, жить надело? – его голос звучит угрожающе, с долей испуга.

Прокашливаюсь, перевожу дыхание и не менее угрожающе шиплю в ответ:

– А ничего, что это мой дом?! И что вас сюда никто не звал, тоже не важно?!

Вскакиваю, сжимаю руки в кулаки и уже готовлюсь прямо так, без какого-либо подручного оружия, надавать ему тумаков, как мужчина идёт на попятную.

– Всё, всё, – поднимает руки, сдаваясь. И улыбку выдавливает, якобы приветливую, располагающую. Только ему вовсе невдомёк, что расположение моё он заслужит тогда, когда перестанет приходит без приглашения.

– Он ещё и угрожает мне, посмотрите на него, – продолжаю ворчать, подходя к нему ближе. – И вообще, если бы не вы, я бы прожила лет на пять дольше!

Кажется, незнакомец не совсем понимает, о чём я говорю, приходится пояснять:

– Вы вот знаете, что нервные потрясения сокращают жизнь, как минимум, на пару лет? А чем сильнее потрясение, тем больше этот срок.

Хочу добавить, что после прошлой ночи, состарилась едва ли не на добрый десяток лет, но не выходит – мужчина заливается искренним смехом. Можно даже сказать, заразительным, не будь я так зла, непременно рассмеялась бы в ответ.

– Поразительно, – выдыхает, наконец, когда веселье иссякает.

– Что тут поразительного, я вам правду говорю, а вы… – машу рукой и сажусь обратно в кресло. Бить мне его почему-то перехотелось, а больше причин стоять вот так рядом, задирая голову, чтобы рассмотреть его физиономию, у меня не находится.

Он вновь ухмыляется, но больше ничего не говорит. И то хлеб, если б ушёл, вообще хорошо бы стало.

Садится на корявую табуретку, которая под его весом жалобно кряхтит и невозмутимо выдаёт:

– Вкусно пахнет, – я пропускаю эти слова мимо ушей, и он продолжает: – не угостите?

Всё же этот человек сумасшедший.

Качаю головой и поднимаю руку, загибая поочерёдно пальцы:

– Пахнет не так уж и вкусно, это раз, а два… Хотя мне и хочется вас извести, чтобы больше на глаза не попадались, но не таким же варварским способом! С кухней у меня дела никогда не ладились, дядя Росм всегда сам готовил, сетуя на мою криворукость и на редкость отвратительный вкус приготовленной пищи. Мне проще крема наварить, чем сварганить приличную похлёбку.

Выдаю всё почти на одном дыхании и замолкаю, испугавшись собственной неуместной искренности. Сдались мои откровения сумасшедшему незнакомцу…

Но видимо сдались, раз он спустя пару мгновений вязкой тишины осторожно спрашивает:

– И что? Всё настолько безнадёжно?

Поднимаю глаза, окидываю удивлённым взглядом расположившегося рядом мужчину и в голове проносится флегматичная мысль: наше знакомство настолько странное, что расскажи я ему хоть всю свою родословную и о проказах, что успела учинить за неполные девятнадцать лет, не будет в этом ничего особенного. Так, разговор двух сумасшедших о том, о сём.

– Можете лично убедиться, – машу рукой в сторону кухни, где в чугунке сиротливо лежат пару картофелин, безнадёжно пригоревших ко дну.

Мужчина встаёт, уходит, гремит чем-то. На несколько минут в доме наступает тишина и я успеваю уже подумать, что благодаря моим кулинарным способностям избавилась от назойливого гостя, как он возвращается в комнату, неся в руке небольшую корзину.

– Это должно быть вкусно, – ставит плетёнку на табурет, сам же усаживается прямо на пол, сложив ноги крест на крест.

Я с недоумением и всё возрастающим удивлением смотрю на корзину. Запах, что она источает, заставляет желудок громко урчать, но, стыдиться этого я и не думаю. Да и было бы перед кем стыдиться-то.

– Должно быть или вкусно? – уточняю, скорее из вредности, чем действительно сомневаясь.