Лавка нищих. Русские каприччио

– И весла есть! Ну! Мы же их всех уделаем! Ни один умник куда мы делись – не допрет. А лодку эту туристам поназывают. Вроде на ней какой-то Фриц куда-то ездил. И после этого утоп. Знаменитый утопленник, сечешь? Да ты грести-то умеешь? Переправляемся? А?

Глупо было садиться в лодку. Все угрозы, якобы сыпавшиеся на него со всех сторон, Шпрех, конечно, выдумал. Притом, можно было нарваться на крупный штраф. А в карманах – ветер. Да и надо было спешить: на вокзал, в другой город, к открытию сияющей тысячью радужных стрекозьих фасеток, взблескивающей стеклянными холмами крыш, книжной ярмарке.

Но!

Тебя уже несла волна будущего рассказа о Берлине. Рассказа, который, казалось, можно было до конца заглотнуть, а потом выплеснуть обратно только здесь, в лодке.

Ты даже произнес начальные слова рассказа: «На глубине своей Шпрее движется назад, против течения. Так говорят берлинцы. Шпрее, эрос, острый речной запах, деревья и…».

Но Шпрех-Брех тебя не слушал. Он уже соображал: куда б ему вальнуть дальше, кого б еще обмануть. Ты прыгнул в лодку.

Вдруг – ни к селу, ни к городу – тебе вспомнилась другая история, другой рассказ. Ты даже на минуту замер с коротким, не очень-то пригодным для гребли веслом в руках: замер не от необычности истории, а просто потому, что эту историю рассказал тебе в детстве отец.

История была о том, как во время Отечественной войны, после взятия города Мелитополя, наши солдаты обнаружили громадные чаны с вином. Они пили полночи без просыпу и падали в чаны. А один четырнадцатилетний паренек, которого вовремя не остерегли – в чане с вином утонул. Он был такой же как и отец артиллерист-разведчик и воевал очень старательно.

После того как паренек утонул, из чанов больше никто не пил.

«Почему?» – спросил ты тогда у отца. «Сыновья – главное в жизни», – сказал отец и легонько хлопнул тебя по шее. «А тот, что утонул в чане, он чей был сын?» «Тот? Тот был ничей. Потому-то наверное и утонул. А может, не поэтому. Может, главное, чтоб сын был, как сын, и не был, как баба». «А тот, что утонул – он был, как баба?» «Нет. Не совсем. Хотя что-то такое бабье в нем вроде проскальзывало…»

Ты оглянулся назад. Кабачок тонул в тумане, но тебе показалось: он погружается в воды Шпрее, уходит на дно!

Тихое сиянье тумана. Ласково-пьяный ток мыслей. Гибкая философия возраста. Прозаические рифмы (они же, заголовки событий) как соль рассказа. Сладостные курсивы образов, слов.