Лавка

Пауле Нагоркан полусидит-полулежит в канаве возле памятника, а рюкзак с шахтерской лампочкой подложил себе под голову. Он, собственно, хотел отдохнуть, хотел малость поспать, но мимо то и дело проходит кто-нибудь, кого он должен поучать. В данную минуту он поучает старого Дорна: Перед Каспийским морем раскинулась бесплодная соленая степь, по которой кочуют небольшие орды киргизов и калмыков…

— Дак я ж немец! — протестует старый Дорн вполголоса.

— Не перебивай, — требует Пауль. — Дальше там вот что сказано: Кроме того, в степях Южной России обосновалось до четырехсот тысяч немецких колонистов. А ты почему там не остамшись?

Старый Дорн уходит, покачав головой, потому что появляемся мы и отвлекаем на себя внимание Нагоркана.

— А когда была битва народов под Лейпцигом?

Мы в недоумении.

— Ага, небось не знаете, — говорит Пауле. — А промежду прочим, Наполеон счел себя вынужденным оставить Дрезден и собрать свои войска на равнине вокруг Лейпцига для решающего сражения. Шестнадцатого октября началась битва под селением Вахау…

Пауле стыдит нас за то, что мы этого не знали, и огорошивает новым вопросом:

— А вы знаете, что такое вода?

Мы смеемся. «Вода — она мокрая, — наперебой кричим мы, — она в колодце, она в пруду, дождь — это тоже вода».

— Юрунда все, — говорит Пауле.

— Вода — это жидкость, — сообщаю я, гордый тем, что употребил такой ученый оборот, но Пауле и мой ответ не устраивает. Пауле признает только то определение, которое стоит в учебнике, причем слово в слово, как сам выучил.

Впоследствии я не раз натыкался на подобных поучателей, которые не смели отступить ни на шаг от заученного текста, а всего постыдней было для меня то обстоятельство, что, будучи уже вполне зрелым человеком и обучаясь в школах для взрослых, я позволял наставлять себя по многим вопросам именно таким манером. Прямо позор!

— Вода представлена в природе во всех трех видах существования, тело животного состоит из воды примерно на семь десятых, растения — порой на девять десятых и даже более того… — поучает нас Пауле, после чего переходит к вопросам о кайзере Вильгельме II: — Первостепенной заботой кайзера было сохранение мира… А вы знаете, как он его сохранил?

Мы только таращимся в ответ.

— Стал быть, и этого не знаете: Кто хочет мира, пусть готовится к войне — вот он чего сказал, Вильгельм-то.

— Так войной у него все и кончилось, — говорит Витлингов Герман.

Это дерзкое замечание раздражает Пауле. Он садится и продолжает сварливым голосом:

— Он как отец входит во все дела страны, всюду, где есть нужда, он стремится ее смягчить, он хочет собственными глазами наблюдать жизнь в различных провинциях своей страны и потому нередко совершает путешествия…

— А теперича так и вовсе смылся, — говорит Витлингов Герман.

Для Пауля это чересчур. Этого в учебнике не было. Он вскакивает на ноги, он хочет нам всыпать.

— Проклятые сорванцы! — кричит он. — Надсмехаетесь над старым человеком! Вот я ужо все скажу учителю.

На другой день в школе мы пытаемся обезопасить себя.

— Дядя Нагоркан был пьяный-препьяный! — говорит Густав Заступайт.

Его первым кладут поперек скамьи, за ним следуем мы, остальные, нам всем приходится повисеть на дыбе. Румпош объясняет, что мужчине необходимо время от времени пропустить рюмочку и что это отнюдь не отменяет четвертую заповедь: Почитай отца твоего и мать твою…

Я уже рассказывал, что Анна Коалик, Пауле Нагоркан и двое шахтеров из Малого Кэльцига вместе работают в карьере. Имена тех двоих из Малого Кэльцига не сохранились у меня в памяти, да и в истории, которую я намерен рассказать, они играют очень маленькую роль. Не исключено, что у себя, в Малом Кэльциге, они играют роль побольше. Но пусть тогда об этом рассказывает тот, кто жил в Малом Кэльциге, входившем ранее в округ Сорау. Может, и найдется такой человек.