Читаем Лавка полностью

Затем к нам заявляется одетый с иголочки прогресс, и этот прогресс — утюг со съемной плиткой. Плитку раскаляют в печи и вставляют в утюг, а мать вне себя от радости: «Славтебегосподи, что эта каторга с углями кончилась!»

Через неделю после того, как мы стали при электричестве, мать обзаводится электрическим утюгом, и снова она вне себя от радости: «Славтебегосподи, незачем больше мучиться с этой треклятой плиткой».

Мой отец выбрасывает карбидную лампу, которой он пользовался при освещении хлебной печи. Случалось, эта лампа в самые решительные минуты отказывалась функционировать, и у отца подгорала самая тонкая выпечка. Теперь он включает электрическую лампу, и темные закоулки печного нутра, куда до сих пор не проникал ни один луч света, содрогаются от ужаса. Отец может теперь с помощью лопаты перегонять непропеченную сдобу с одного места на другое, как гоняет укротитель своих тигров по освещенной арене цирка.

Учитель Румпош расхаживает с таким видом, будто он самолично изобрел электрический ток, хотя ток этот стар так же, как и весь наш мир, и еще с незапамятных времен являлся людям в виде грозовых молний, являлся до тех пор, покуда люди не смекнули, как его укротить и использовать на свои нужды.

Румпош имеет от электричества гораздо большую выгоду, чем прочие босдомцы. Как я уже говорил, он приобретает очередную функцию, седьмую по счету, теперь он ходит от дома к дому и раз в месяц снимает показания счетчика и прикидывает, сколько должны люди уплатить за использованный свет. А за это хождение платят ему самому, и свой дополнительный доход он впоследствии превратит в автомобиль марки «Дикси», где, согнувшись в три погибели, могут уместиться четыре человека. Но это произойдет много позже, а я не хочу забегать вперед. Покамест Румпош просто ходит по домам и восхваляет прогресс, еще не ведая, что и у прогресса есть свои теневые стороны.

Те босдомские крестьяне, что основали Свето- и Электротоварищество, приобретают мощный электромотор и большую молотилку. Это кладет конец не только ручной молотьбе, но и молотилкам с конным приводом. Молотилку дяди Эрнста заталкивают в кусты бузины, что позади гумна, и оставляют там гнить. А зубчатые колеса привода откупает по два пфеннига за фунт старьевщица Мария Раак из Гродка.

С этих пор ни один босдомец не смеет обмолачивать свой урожай, как ему заблагорассудится. Председатель Свето- и Электротоварищества Румпош назначает ему срок. Начинается эпоха всевозможных товариществ под звучными именами и назначенных сроков. Срок — это своего рода замаскированный приказ: в такой-то и такой-то день, в такой-то и такой-то час ты должен быть готов, а если не будешь готов, то и не получишь того, чего хочешь!

У Заступайтов свет провели только в дом и в пекарню. По распоряжению мельника, того, что ходит в толстовской шапочке и в сорбском кафтане, амбары и сараи остаются без электричества.

— Вот ударит молния, и амбар сгорит, вот ударит молния, и свинки все пропадут, — говорит он.

— А с людям чего будет, если молния ударит в дом? — спрашивает мельникова молодуха.

— Людям надобны свиньи, а свиньям люди не надобны, — отвечает старик.

Ветряная мельница на холме, поросшем вереском, электричества не получает.

— Негоже это, божий дар, ветер значить, без толку бросать, а учителю за иликтричество платить.

В этом речении есть что-то пророческое. Ибо спустя шесть десятилетий прогресс, каким явился в свое время электрический свет, покажет свои теневые стороны, и пионеры ветряных колес повторят слова, сказанные некогда старым мельником, разве что не поминая господа-бога.

Старый мельник родом из самой исконной сорбщины, в Босдом он перебрался с той стороны округа, из деревни Заброд. Перебравшись, он купил жилой дом, крытый соломой, и ветряную мельницу. Название деревни Заброд известно в Гродском округе каждому младенцу. Там когда-то жил тигр, который задирал птицу и козлят, а однажды даже убил жеребенка. Многие видели, как он тенью скользит мимо, но толком не разглядел никто. Видели только причиненный им урон. А чаще всего его можно было встретить на страницах газеты Шпрембергский вестник в посвященных ему статьях.

Устроили облаву, да не простую, а вроде небольшой войны. С привлечением жандармов, лесников и войсковых частей. Старый мельник тоже принял участие в этой войне как загонщик. И по совести, ему следовало навесить какой-нибудь военный орден, потому что он был в числе тех, кто согнал тигра с лежки прямо под солдатские ружья.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза