Лавка

— Нынче детский праздник, а не карнавал.

Минне и невдомек, что именно ради нее у меня под носом выросли эти усы. Тенор-горн Петрушки грустно говорит со мной, но тут возникает Кроллигова Марихен, говорит: «Да ты прям спятил» — и, обхватив меня, начинает выплясывать со мной рейнлендер, круг раздельно, круг в обнимку. Марихен — приемная дочь трактирщика с босдомского фольварка, лихая девчонка, дикая яблонька, она раньше времени узнала, как оно бывает в трактире и на танцах, потому что ей приходится собирать в зале пустые кружки. Она посвящает меня в хитрости рейнлендера и говорит, что, когда мы танцуем врозь, я должен выше прыгать. Я послушный ученик и делаю все, как она велит, я признателен ей за то, что она меня подобрала. Подумать страшно, что было бы, доведись мне при усах, но без дамы топать через весь зал назад в свой угол. Да я умер бы от унижения.

Когда гончар без глины — вот это смехота… Пары расходятся, мелкие шажки, потом мы снова обхватываем друг дружку. Марихен в восторге от моих усиков. Она разглядывает меня сбоку и говорит:

— Чего только не придумают люди, когда под мухой.

Это переполняет чашу, я бросаю свою даму и мчусь к боковому выходу, сквозь который задувает в зал прохлада летней ночи.

Но то, что принято называть судьбой, уже раскинуло свои сети, судьба ловит меня, я нужен ей для очередного эксперимента: во дворе у кустов снежноягодника стоят мои товарищи по несчастью — ученики-стекольщики, населяющие пограничную полосу между статусом ребенка и взрослого. Они считают ниже своего достоинства танцевать на детском празднике, а на танцы для взрослых их не пускают, потому что им нет еще шестнадцати; жандарм того и гляди вырвет их из объятий партнерши и оконфузит. Они образовали малый ферейн, где сообща клянут судьбу за то, что не сделала их малость постарше, и мой приход воспринимают как явление ангела пастухам. Они обступают меня, каждый желает примерить мои английские усики, и Коаллов Отхен, вдохновясь своим повзрослевшим от усов видом, изрекает:

— Слышь ты, продай их мене.

Вообще-то Отхену скоро будет восемнадцать, он вполне мог бы войти в зал и отплясывать за мое почтенье, но усы нужны ему по другой причине. У Отхена уже есть девушка. Мартхен Маттик ее зовут, а из-за коротких ног дразнят Обрубком, зато, чтобы возместить этот недостаток, у нее высокий лоб, в школе она была лучше всех по устному счету, и на уроках рукоделия она дважды занимала первое место по вязанию.

Коаллова мать умерла от чахотки, отец с тех пор запил. У Коалла есть еще три младших сестренки, и отцу надо бы жениться по новой, но какая солдатская вдова пойдет за пьяницу? Вот Отхену и приходится заботиться о трех соплюхах. Он учился на стекольщика и не кончил, он рано пошел в шахту, потому что там он больше зарабатывает, а стало быть, и его сестрам больше перепадает, но только на шахте ему иногда надо выходить и в ночную смену, а уверенности, что отец сам уложит девчонок, у него нет. Вот и выходит, что ему надо скорей жениться на Маттиковой Мартхен. Он даже побывал у Маттикова отца и спросил: «Отдадите за мене Мартхен или нет?»

— Пока не отдам, — сказал будто бы Маттиков отец, — вишь, у тебя и усов-то еще нет.

Вот Отхен и взял меня за грудки — продай да продай я ему усы.

— Сколько ты за них хотишь?

Я слышу голос моего дедушки, когда тот изрекает: «Коммерсант должон хорошо считать, всего лучшей — в уме». Усы стоят двенадцать сорок восемь поделить на двенадцать.

— Ну, если присчитать доставку, на марку двадцать потянет, — говорю я, и Отхен тотчас сует руку в карман.

— Вот тебе две, и закройся. — Отхен исчез.

Я не вполне собой доволен, мне бы надо сказать Отхену, что, налепив усы, ты, может, и думаешь, будто стал взрослей, но другие так не думают.

Ученики напирают на меня:

— А больше у тебе нет?

Я бегу домой, приношу еще два экземпляра, остаток от четверти дюжины, и за каждый получаю без забот без хлопот по две марки и принимаю новые заказы с доставкой через неделю.

Глубокоуважаемый господин Кроне-Берлин, Юго-Запад, — пишу я, — вышлите мне, пожалуйста, полдюжины ваших усов, пользующихся большим спросом, и еще четверть дюжины оконных дребезгов. С совершенным почтением Эзау Матт.

Сделан решающий шаг: я основал собственную фирму, директором которой без жалованья является мой дедушка. Раз уж наследник дядиного хозяйства из меня не получился, может, получится предприимчивый торговец.

Господин Кроне из Берлина высылает мне еще шесть комплектов усов и три комплекта дребезгов. Он обращается ко мне на «Вы» и даже называет меня высокородным. По-моему, он хватил через край. Я чувствую себя несколько униженным, но дедушка говорит: «У коммерсантов так заведено, терпи давай», и он хвалит меня и гордится мною.