Лавкрафт

Уход «трех мушкетеров» нанес «Виэрд Тэйлз» удар, от которого журнал так и не оправился. Начиная с июля 1937 года в каждом из семнадцати последующих выпусков публиковалось какое-либо произведение Лавкрафта — поэзия, перепечатки старых рассказов, а также те, что ранее были отвергнуты, но теперь куплены. Также журнал столкнулся с прямой конкуренцией: сначала, в 1939–1943 годах, со стороны «Анноун» («Неведомое», позже переименованного в «Анноун Уорлдз», «Неведомые миры»), а с 1950–го — со стороны «Мэгэзин оф Фэнтези энд Сайнс Фикшн» («Журнал фэнтези и научной фантастики»). Оба платили больше, чем «Виэрд Тэйлз», и поэтому все сливки с урожая фэнтези сняли они. Нескольких прежних постоянных авторов «Виэрд Тэйлз» — таких как Роберт Блох, Рэй Брэдбери, Генри Каттнер, Фрэнк Белнап Лонг и К. Л. Мур — переманили в другие места с оплатой получше. Угасающий «Виэрд Тэйлз» сократился в размерах и с сентябрьским выпуском 1954 года прекратил свое существование[667].

В сороковые годы, в значительной степени благодаря усилиям Дерлета, интерес к Лавкрафту вырос. К 1950 году он стал культовой фигурой для поклонников, которые непомерно превозносили его и воспринимали любую неблагоприятную критику как личное оскорбление. В пятидесятых интерес немного спал, но в следующем десятилетии быстро возрос вновь.

Когда в 1945 году грозный старейшина американских критиков Эдмунд Уилсон вел колонку рассказов ужасов в «Нью-Йоркер», корреспонденты упрекнули его, что он не упоминает Лавкрафта. Прочтя некоторые его рассказы — которые ему не понравились, — Уилсон уделил фантасту из Провиденса некоторое внимание. Словно приговор суда, он объявил: «К сожалению, после изучения этих книг я воодушевлен не более, чем прежде. Главной особенностью работ Лавкрафта является детально разработанный вымышленный миф, привносящий сверхъестественный элемент в его наиболее почитаемые рассказы. Этот миф предполагает существование расы чужеземных богов и абсурдных доисторических народов, постоянно проделывающих фокусы со временем и пространством и прорывающихся в современный мир, обычно где-нибудь в Массачусетсе».

Уилсон описывает сверхмоллюсков из «Тени безвременья» и комментирует: «Теперь, когда ужас бросающего в дрожь откровения, на котором строился длинный и занудный рассказ, оказывается чем-то вроде этого, вы можете смеяться или испытывать отвращение — но, вероятнее всего, вам не суждено испугаться; хотя я признаю — в качестве дани тем способностям, коими обладает Г. Ф. Лавкрафт, — что он, по крайней мере в этом эпизоде своего цикла, касающегося всеведущих конических улиток, заставил меня несколько умерить свой скептицизм. Их место в конце концов заняла раса с другой планеты, на которую Лавкрафт, несомненно, положился как на порождение непреодолимого ужаса, что я совершенно не могу принять: полуневидимые полипообразные чудовища, издающие пронзительные свистящие звуки и уничтожающие своих врагов ураганами. Подобные твари очень хорошо смотрелись бы на обложках популярных журналов, но совершенно непригодны для взрослого читателя. Истина состоит в том, что эти рассказы были халтурой, предназначенной для таких изданий, как „Виэрд Тэйлз“ и „Эмейзинг Сториз“, и где, по моему убеждению, им и следует оставаться.

Единственный подлинный ужас большинства подобных произведений — ужас плохого вкуса и плохого мастерства. Лавкрафт не был хорошим писателем. Тот факт, что его многословный и непримечательный стиль сравнивается со стилем По, является одним из множества печальных признаков того, что писательству уже почти никто не уделяет должного внимания…»

Уилсон заявляет, что воспринимает как «ужасающие» слова профессора Томаса О. Мэбботта: «Лавкрафт — один из немногих авторов, о которых я могу честно сказать, что наслаждаюсь каждым словом его рассказов». Затем Уилсон разносит прилагательные Лавкрафта: «…усеял свои рассказы такими прилагательными, как „жуткий“, „ужасный“, „страшный“, „повергающий в трепет“… Несомненно, одно из важнейших правил при сочинении эффектного рассказа ужасов — никогда не использовать ни одно из этих слов, особенно если в довершение всего вы собираетесь ввести невидимого свистящего спрута». Уилсон продолжал: «Сам Лавкрафт, впрочем, немного интереснее своих рассказов… Его крупное эссе о литературе сверхъестественного ужаса действительно искусное произведение. Он выказывает отсутствие здорового литературного вкуса, восторгаясь Мейченом и Дансейни, которых до некоторой степени признает образцами, однако он всесторонне ознакомился с этой областью — он увлекался готическими романистами — и пишет о ней с большим пониманием».

Уилсон приписывает Лавкрафту «научное воображение, довольно схожее с ранним Уэллсом, хотя и значительно ниже… Но культ Лавкрафта, я опасаюсь, находится даже на более инфантильном уровне, нежели Нерегулярная Армия с Бейкер-стрит и культ Шерлока Холмса»[668].