Лавкрафт: Биография

Убежденный, что у Слейтера есть жизнь на другом уровне, рассказчик сооружает прибор, чтобы установить с ним контакт. Когда оба засыпают, он тоже оказывается в том другом измерении. Он знакомится со вторым «я» Слейтера, своим «братом во свете». Это газообразное существо объясняет, что оно должно отправиться на Алголь, «дьявольскую звезду», чтобы уничтожить врага. Слейтер умирает, и, конечно же, близ Алголя вспыхивает новая.

Лавкрафт также экспериментировал с поэмами в прозе. Это этюды, или маленькие рассказы в несколько сотен слов, которые из-за скудности сюжета написаны на пышном, поэтическом языке. Поэмы в прозе были популярны у французских декадентов девятнадцатого века, любивших намекать на грехи, слишком страшные, чтобы выражать их словами. Лавкрафт читал Гюисманса и, возможно, других декадентов. В его первой поэме в прозе «Память» видно влияние некоторых коротких фантазий По вроде «Разговора Эйроса и Хармионы». Она начинается: «В долине Нис тускло сияет проклятая ущербная луна, тонкими рогами пробивая путь для своего света через смертоносную листву огромного анчара. А в глубинах долины, куда не проникает свет, шевелятся формы, не предназначенные для того, чтобы на них смотрели. Пышны травы на склонах, где зловещие виноградные лозы и ползущие растения карабкаются меж камня руин дворцов, крепко обвивая разрушенные колонны и странные монолиты и поднимая мраморные мостовые, выложенные уже забытыми руками. А на огромных деревьях, выросших в осыпающихся дворах, резвятся маленькие обезьянки…»

Джинн из лунных лучей спрашивает Демона Долины: кто построил эти руины? Демон отвечает: «Я — Память, и мудр я в знаниях минувшего, но я и слишком стар. Эти существа были подобны водам реки Век, которую невозможно постичь. Их деяний я не помню, ибо длились они лишь миг. Их вид я помню смутно, и он был подобен тем маленьким обезьянкам на деревьях. Их имя я помню ясно, ибо оно рифмовалось с названием реки. Эти существа из вчера назывались Человек»[221].

Лавкрафт написал для любительских изданий еще три стихотворения в прозе: «Ньярлатхотеп» (1920), «Ех Oblivione» («Из забвения», 1921) и «Что приносит Луна» (1923). Эти произведения — приятные вещицы для чтения, но их нельзя отнести к важным работам автора. Как и большинство рассказов Лавкрафта, «Ньярлатхотеп» произошел из сна. Он начинается: «Ньярлатхотеп… Ползучий хаос… Я последний… Мне будет внимать пустота…

Не помню точно, когда это началось, но с тех пор прошло уже несколько месяцев. Царившая повсеместно напряженность была воистину ужасной. К политическим и социальным потрясениям добавилось странное и тягостное ощущение скрытой физической опасности…

Именно тогда и явился из Египта Ньярлатхотеп. Кем он был — этого сказать не мог никто, но в жилах его текла древняя египетская кровь, и он выглядел словно фараон… Ньярлатхотеп — смуглый, стройный и зловещий — пришел в цивилизованные страны, повсюду скупая странные приборы из стекла и металла и собирая из них еще более странные аппараты…»

Ньярлатхотеп объявляется в городе рассказчика с электрическим представлением, в которое включен и фильм, показывающий «фигуры в капюшонах посреди руин и злобные желтые лица, выглядывающие из-за поваленных монументов». В конце зрители оказываются бредущими по открытой местности в снежной буре. Все обращается в хаос: «И по всему этому бурлящему кладбищу вселенной раздается приглушенный, сводящий с ума барабанный бой и пронзительный монотонный вой богохульных флейт из немыслимых темных покоев по ту сторону Времени; отвратительный грохот и завывание, под который медленно, неуклюже и нелепо танцуют гигантские, мрачные конечные боги — немые, бездумные горгульи, чья душа есть Ньярлатхотеп».

Это заключительное предложение (которое Лавкрафт переложил в повести «Сновиденческие поиски Кадафа Неведомого») всегда напоминало мне о шумных ночных клубах. Произведение возникло во сне, где Лавкрафт получил письмо от Сэма Лавмэна, в котором говорилось: «Не упусти возможности повидать Ньярлатхотепа, если он приедет в Провиденс. Он ужасен — ужаснее всего, что ты только можешь представить, — но прекрасен».

Рассказ следует сну вплоть до момента, когда Лавкрафта «потащило в черную зияющую бездну меж снегами»[222], после чего он закричал и проснулся. Имя Ньярлатхотеп (Nyarlathotep) составное. «Хотеп» (hotep) — древнеегипетское слово, обозначающее «довольный» или «удовлетворенный», «ньярлат» (nyarlat) — вероятно, подражание какому-нибудь африканскому названию места, вроде Ньясаленд (Nyasaland)[223].

В сентябре 1919 года Лавкрафт прочел «Время и боги» лорда Дансейни. «Первый же абзац сразил меня, словно электрический удар…» Потрясенный Лавкрафт начал читать другие его книги и был весьма обрадован, узнав, что в начале ноября Дансейни собственной персоной должен выступить с лекцией в бостонском отеле «Копли-Плаза».