Лавкрафт

Сюжет в истории де Кастро выглядел достаточно нелепо, и Лавкрафту так и не удалось его исправить. (Да он, как видно, и не очень-то старался.) События в рассказе начинаются с того, что безымянному рассказчику президент горнодобывающей компании «Тласкала» поручает выследить некоего Артура Фелдона, укравшего важные бумаги. Рассказчик отправляется по следам вора, сев на поезд, идущий в Мексику. В купе находится еще один человек, который оказывается зловещим маньяком. Этот безумец якобы изобрел электрический прибор в виде шлема, предназначенный для совершения казней. Своего же попутчика он выбрал в качестве первой жертвы.

Рассказчик замечает, что маньяк-изобретатель помешан на ацтекском прошлом и мифологии, поэтому ему удается на какое-то время «заболтать» убийцу, поддерживая разговор на эту тему. Затем он делает вид, что ему нужно зарисовать прибор, который изобретатель надевает на голову. Главный герой принимается выкрикивать якобы ацтекские имена богов, и безумец присоединяется к нему, произнося: «Йа-Рльех! Йа-Рльех!.. Ктулхутль фхтагн! Ниггуратль-Йиг! Йог-Сотот!..»[277] (Лавкрафт в данном случае намеренно использовал искаженные, будто бы более «ацтекоподобные» формы имен Великих Древних.) Затем сумасшедший впадает в транс, а его аппарат случайно губит собственного изобретателя — шнур затягивается на шее одержимого. После этого главный герой теряет сознание. Когда же он приходит в себя, то ему сообщают, что в купе, кроме него, никого не было. Труп Фелдона позднее находят в пещере, вместе с некоторыми вещами, принадлежавшими герою-рассказчику. Так Лавкрафт попытался придать хоть какую-то логику сюжету рассказа, намекнув, что главный персонаж столкнулся с «астральной проекцией» Фелдона, пытавшейся погубить его столь странным образом.

Абсурдный и алогичный «Электрический палач» тем не менее спокойно вышел в «Уиерд Тейлс» в номере за август 1930 г.

В ноябре 1929 г. Лавкрафт неожиданно заводит еще одно полезное знакомство по переписке. Он начинает общаться с Б.К. Хартом, журналистом из «Провиденс джорнэл», ведавшим в этом издании колонкой, посвященной проблемам литературы. Когда Харт затеял на страницах газеты дискуссию, посвященную мистическим рассказам, Лавкрафт отправил ему письмо со списком лучших, по его мнению, историй о сверхъестественном. (В перечень вошли следующие произведения: «Ивы» Э. Блэквуда, «Белый порошок» А. Мейчена, «Белые люди» А. Мейчена, «Черная печать» А. Мейчена, «Падение дома Ашеров» Э. По, «Дом звуков» М. Шила, «Желтый знак» Р. Чэмберса.) Колумнист попросил разрешения список опубликовать, Лавкрафт разрешил, и постепенно между ними завязалась плотная переписка, куски из которой Харт использовал в своих колонках.

Неожиданно возникшее сотрудничество с «Провиденс джорнэл» совпало по времени с последним мощным всплеском поэтического творчества Лавкрафта. Еще в начале года он написал очень любопытное стихотворение «Лес», а уж в конце 1929 г. примечательные стихи стали появляться один за другим. Из-под пера Лавкрафта вышли «Аванпост», «Вестник», «Ост-Индскийкирпичный ряд», «Древний путь». (Последнее формально можно отнести к текстам из «аркхэмского цикла», так как в нем упоминается Данвич.) И наконец, на рубеже года, примерно с 27 декабря по 4 января, Лавкрафт написал группу самых известных мистических стихотворений — тридцать шесть сонетов, объединенных в цикл, названный им «Грибы с Юггота».

Главной и нерешенной проблемой этого цикла, видимо, навсегда останется исходный замысел Лавкрафта — планировал ли он некое единое произведение, объединенное общим замыслом и концепцией, или просто свел в один блок несколько сонетов, похожих друг на друга лишь мистическим настроем и намеками на сверхъестественное? Последняя версия кажется ближе к истине. Особенно если учесть, что Лавкрафт легко соглашался печатать стихотворения из «Грибов с Юггота» по одиночке. Он также не единожды размышлял о необходимости дополнить цикл еще несколькими сонетами.

Пожалуй, «Грибы с Юггота» в наибольшей степени оказываются связаны с главной творческой стезей Лавкрафта — с его прозой. Некоторые сонеты напрямую отсылают читателей к уже написанным рассказам (например, «Ньярлатхотеп» — к одноименному тексту 1920 г., а «Отчуждение» — к «Загадочному дому на туманном утесе»), образы из других будут использованы при создании более поздних текстов. (Вплоть до названия всего цикла, которое окажется весьма оригинальным образом обыграно в рассказе «Шепчущий в ночи».)

Однако сонеты из «Грибов с Юггота» все-таки ближе к текстам того периода творчества Лавкрафта, когда он и в прозе больше ценил туманные намеки и символы, нежели открытые и жесткие картины ужасающего, которым наполнены рассказы псевдореалистического периода. Самые жуткие подробности как бы растворены и смягчены в колеблющемся тумане поэтических строчек, как это, например, сделано в сонетах «Лампада» или «Голубятники».