Лавкрафт

Узнав о душевном состоянии Лавкрафта, с его решением скрепя сердце согласилась и Соня. Он сама предложила ему вернуться домой, пообещав воссоединиться с ним, как только возникнет подходящая ситуация. 17 апреля Лавкрафт сел на поезд на вокзале Гранд-Сентрал-Стейшн и вскоре уже был дома. В письме к Лонгу он так описал свое возвращение: «Поезд набирал скорость, и я испытывал тихие приступы радости возвращения шаг за шагом к бодрствующей и трехмерной жизни. Нью-Хейвен — Нью-Лондон — а затем старомодный Мистик с его колониальным склоном холма и закрытой скалистой бухточкой. И наконец воздух наполнился безмолвным и неуловимым волшебством — благородные крыши и шпили, над которыми поезд невесомо мчался по высокому виадуку — Уэстерли — к Провинции РОД-АЙЛЕНД и ПЛАНТАЦИЯМ ПРОВИДЕНСА Его Величества! БОЖЕ, ХРАНИ КОРОЛЯ!.. Я неловко возился с чемоданами и пакетами, безнадежно пытаясь выглядеть спокойным — ЗАТЕМ — бредовый мраморный свод за окном — шипение пневматических тормозов — снижение скорости — волны восторга и падение завес с моих глаз и разума — ДОМ — УЗЛОВАЯ СТАНЦИЯ — ПРОВИДЕНС!!!! Что-то щелкнуло — и все фальшивое исчезло… Просто я был дома — и дом был таким, каким он всегда и был со времени моего рождения тридцать шесть лет назад. Другого места для меня не существует. Мой мир — Провиденс»[207].

Через несколько дней к мужу приехала Соня, чтобы помочь ему обустроиться на «новом старом месте». Однако больше недели она не смогла пробыть с Говардом — служебные обязанности вынуждали ее уехать. Семейная жизнь Лавкрафтов становилась все более призрачной и иллюзорной, а переезд Говарда в Провиденс только обострил нараставшие проблемы.

Дело в том, что обе тетки Лавкрафта так и не одобрили брак племянника на женщине старше его по возрасту, из другого «общественного круга», да еще и еврейке. И как Соня ни пыталась изменить их отношение, сломить холодную стену отчуждения ей так и не удалось. Они даже сумели ясно продемонстрировать, что не желают, чтобы Соня попыталась открыть свой бизнес в Провиденсе. Лавкрафт же оставался безразличен к разраставшемуся конфликту между ближайшими родственницами и его женой.

Достаточно равнодушный к сексуальной стороне брака, он, судя по всему, рассчитывал, что и в Провиденсе будет сохраняться сложившаяся у него с Соней схема семейных отношений — раздельное проживание, перемежающееся редкими встречами на протяжении нескольких месяцев.

Однако к этому моменту Соня тоже начала разочаровываться в браке с Говардом. Она не переставала любить его, но ее все больше и больше раздражали инфантильность и бытовая неприспособленность Лавкрафта, его инертность и равнодушие к добыванию денег, а также периодические вспышки антисемитизма и ксенофобии. Жизнь в Нью-Йорке только обострила эти настроения писателя, иногда перераставшие в упорную ненависть.

Внутренне брак Сони и Говарда изжил себя еще в месяцы вынужденной разлуки в Нью-Йорке и продолжался в Провиденсе исключительно по инерции. Словно ни один из супругов не решался взять на себя инициативу в окончательном разрыве.

При этом возвращение домой словно удесятерило творческие силы и воображение Лавкрафта. Период 1926–1927 гг. стал очередным временем сверхпродуктивной прозаической и поэтической работы. Он писал не только стихи, рассказы и повести, но и публицистические и критические статьи, поддерживал, как всегда, обильную переписку и взялся сразу за два романа.

И первым из произведений этого периода стал «Зов Ктулху», ныне являющийся самым, пожалуй, известным текстом Лавкрафта. Задуманный еще в 1925 г., рассказ был завершен в конце августа — начале сентября 1926 г. Значение этой истории для последующего творчества Лавкрафта заключается в том, что в ней он впервые попытался заложить четкие основы для игры в мифотворчество, к которой всегда был склонен. И хотя никакой стройной «мифологии Ктулху» ни в этом, ни в последующих рассказах мы не найдем, все же именно с этого произведения Лавкрафт начал стремиться, по мере возможности, представлять в своих рассказах некую единую картину Вселенной. Стремление это не было сильным, многие последующие тексты имеют крайне слабое отношение к «ктулхианской» мифологии (а то и не имеют никакого). Однако сама идея системы тайных знаний об окружающей Вселенной, лучше отражающей ее истинную сущность, нежели привычные нам представления, всегда привлекала и увлекала Лавкрафта.