Лавр Корнилов

Керенский попытался найти опору в группе сравнительно молодых офицеров (большей частью в полковничьих чинах), так называемых «младотурок», привлеченных к работе еще Гучковым. Из их среды он выбрал себе товарищей (заместителей), один из них — генерал П.А. Половцев — стал преемником Корнилова на посту главнокомандующего Петроградским округом. Но и от «младотурок» Керенский всегда рисковал получить удар в спину. К слову сказать, история с «Керенским на белом коне», упомянутая в приведенных выше есенинских строках, имела место в действительности. В июне 1917 года новый военный министр задумал организовать в Павловске смотр местного гарнизона. Половцев убедил его в том, что объезжать строй нужно непременно верхом. Керенскому привели огромного белого коня, на котором некогда ездил царь. В воспоминаниях Половцева эта картина описывается так: «Он взгромоздился в седло и, взяв в руки мундштучный повод с одной стороны и трензельный с другой, поехал по фронту. В то время как один конюх следовал пешком у головы лошади, по временам давая ей направление, а другой бежал сзади, вероятно с целью подобрать Керенского, если он свалится. Рожи казаков запасной сводно-гвардейской сотни не оставили во мне никаких сомнений относительно впечатления, произведенного объездом» ^{263}.

«Революционный министр» обладал властью куда большей, чем была у военного министра императорской России. В мировую войну глава военного министерства отвечал в первую очередь за снабжение армии. Все важнейшие назначения производились приказом Верховного главнокомандующего. Иначе и быть не могло в ту пору, когда эту должность занимали великий князь Николай Николаевич, а потом и сам царь. Ситуация изменилась уже в первые дни революции. Начало новой практике положил Гучков, задумавший провести чистку высшего командного состава. Но Гучков хотя бы знал значительную часть старших генералов, Керенский же дотоле вряд ли был знаком с кем-то из них. Его поступки подчас производят впечатление то ли полной некомпетентности, то ли поражающей наивности.

Именно так выглядят обстоятельства назначения Брусилова на пост Верховного главнокомандующего. В середине мая Керенский, только что вступивший в обязанности военного министра, выехал на фронт. Далее следует процитировать воспоминания самого Керенского, потому что другими словами необходимых нюансов не передать. «Возвращаясь в закрытой машине из поездки по Юго-Западному фронту, мы с Брусиловым попали в небывало сильную грозу. Не знаю почему, но именно в этот момент, когда в окна машины барабанил дождь, а над головой сверкали молнии, мы ощутили какую-то взаимную близость. Разговор наш приобрел неофициальный и непринужденный характер, как водится у старых друзей… Я поделился теми трудностями, с которыми столкнулось правительство в своих отношениях с левыми политическими кругами. Брусилов же рассказал о том огромном уроне, который нанесла армии изжившая себя бюрократическая система управления, об оторванности многих высших офицеров от реальной жизни» ^{264}. Задумаемся — задушевного разговора достаточно для того, чтобы воюющая армия, к тому же находящаяся в критическом положении, сменила главнокомандующего.

Большая часть назначений Керенского по военному ведомству носила характер случайный. Он вынужден был либо доверять рекомендациям посторонних людей, либо полагаться на свою «гениальную» интуицию. И то и другое его часто подводило. Ситуация с выдвижением Корнилова тоже в какой-то мере носила случайный характер. Но именно в какой-то мере. В данном случае дело обстояло сложнее, потому что Корнилов в июле 1917-го был уже не просто одним из многих генералов, но постепенно превращался в политическую фигуру.

ВЕРХОВНЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ

К середине июля 1917 года обстановка на основных фронтах по-прежнему оставалась напряженной. В Галиции немцы и австрийцы продолжали теснить русские войска, и, хотя паника первых дней улеглась, конца отступлению было не видно. В этой ситуации Керенский назначил на 16 июля совещание в Ставке для выработки неотложных мер. Чрезвычайный характер этой встречи подчеркивался участием в ней отставных военачальников. Персональные приглашения получили М.В. Алексеев и бывший главнокомандующий Северным фронтом генерал Н.В. Рузский.

Брусилов от своего имени пригласил на совещание генералов В.И. Гурко и А.М. Драгомирова. Еще недавно они командовали соответственно Западным и Северным фронтами, но были смещены по настоянию Керенского. Вопрос об их участии спровоцировал неприятный инцидент. Узнав о приглашении Драгомирова и Гурко, Керенский заявил категорический протест. Брусилову пришлось спешно посылать телеграммы, отменяя свое приглашение. Генерала Гурко телеграмма не нашла, он прибыл в Ставку, но демонстративно не был допущен на заседания.