В ночь на 3 апреля поредевшая армия выступила из Гначбау на север. Настроение было самое мрачное. Даже добровольческое командование в глубине души не верило в благополучный исход дела. Как вспоминал Б.А. Суворин, он попытался выяснить, куда генералы собираются вести армию дальше, и задал этот вопрос адъютанту Алексеева А.Г. Шапрону. «Он пожал плечами. — В черную ночь? — спросил я. — Да, в черную ночь»{660}. В мемуарах кубанского атамана А.П. Филимонова приводится еще один характерный разговор. Перед уходом из Гначбау он спросил Деникина, какого он мнения о складывающейся ситуации. Деникин ответил: «Если доберемся до станицы Дядьковской, то за три дня я ручаюсь, дня три еще проживем»{661}.
На помощь вновь пришло чудо, необъяснимая, фантастическая удача, так часто сопутствовавшая добровольцам в дни похода. Покинув Гначбау, армия сумела оторваться от красных и 3 апреля вновь вступила в пределы Донской области, где к этому времени власть большевиков была уже свергнута восставшими казаками. У многих современников возникала мысль о том, что смерть Корнилова стала жертвой, спасшей армию. Деникин писал: «Рок — неумолимый и беспощадный. Щадил долго жизнь человека, глядевшего сотни раз в глаза смерти. Поразил его и душу армии в часы ее наибольшего томления. Неприятельская граната попала в дом только одна, только в комнату Корнилова, когда он был в ней, и убила только его одного. Мистический покров предвечной тайны покрыл пути к свершению неведомой воли»{662}. Честно говоря, это не совсем точно. Снаряд, ставший причиной смерти Корнилова, унес жизнь еще одного человека. От контузии и болевого шока погиб безымянный казак, тот самый, которому за полчаса до этого перебило ноги прямо на глазах у командующего. Но действительно, впору поверить, что Корнилова преследовал какой-то злой рок, не оставивший его и после смерти.
Красные вступили в Гначбау через несколько часов после ухода добровольцев и сразу бросились искать якобы «зарытые кадетами кассы и драгоценности». Довольно скоро они наткнулись на свежевскопанную землю. Могилы Корнилова и Неженцева были вскрыты, и в одном из трупов по генеральским погонам опознали Корнилова. На опознание была приведена оставшаяся в Гначбау раненая сестра милосердия Добровольческой армии. Она заявила, что Корнилова не узнает, но уверенность победителей это не поколебало. Тело Неженцева было брошено обратно в могилу, а труп Корнилова, в одной рубашке, прикрытый лишь брезентом, повезли в Екатеринодар на повозке колониста Давида Фрука.
В городе повозка эта въехала во двор гостиницы Губкина на Соборной площади. Двор был переполнен красноармейцами. Воздух оглашался отборной бранью. Ругали покойного. Отдельные увещания из толпы не тревожить умершего человека, ставшего уже безвредным, не помогали. Обратимся далее к справке, составленной позднее Особой комиссией по расследованию злодеяний большевиков: «Настроение большевистской толпы повышалось. Через некоторое время красноармейцы вывезли на своих руках повозку на улицу. С повозки тело было сброшено на панель.
Один из представителей советской власти, Золотарев, появился пьяный на балконе и, едва держась на ногах, стал хвастаться перед толпой, что это его отряд привез тело Корнилова, но в то же время Сорокин оспаривал у Золотарева честь привоза Корнилова, утверждая, что труп привезен не отрядом Золотарева, а темрюкцами. Появились фотографы, и с покойника были сделаны снимки, после чего тут же проявленные карточки стали бойко ходить по рукам. С трупа была сорвана последняя рубашка, которая рвалась на части, и обрывки разбрасывались кругом. “Тащи на балкон, покажи с балкона”, — кричали в толпе, но тут же слышались возгласы: “Не надо на балкон, зачем пачкать балкон. Повесить на дереве”. Несколько человек оказались уже на дереве и стали поднимать труп. “Тетя, да он совсем голый”, — с ужасом заметил какой-то мальчик стоявшей рядом с ним женщине. Но тут же веревка оборвалась, и тело упало на мостовую»{663}.
Толпа все прибывала, волновалась и шумела. С балкона был отдан приказ замолчать, и когда гул голосов стих, то какой-то находившийся на балконе представитель советской власти стал доказывать, что привезенный труп, без сомнения, принадлежит Корнилову, у которого был один золотой зуб. «Посмотрите и увидите», — приглашал он сомневающихся. Кроме того, он указывал на то, что на покойнике в гробу были генеральские погоны и что в могиле, прежде чем дойти до трупа, обнаружили много цветов, «а так простых солдат не хоронят», — заключил он. После речи с балкона стали кричать, что труп надо разорвать на клочки. Толпа задвигалась, но в это время с балкона послышался грозный окрик: «Стой, буду стрелять из пулемета!» — и толпа отхлынула. Все это продолжалось не менее двух часов.