Читаем Лавровый лист полностью

Там выстроились друг другу в затылок чучела теплокровных, от местных коал и кенгуру до невиданных на этой земле горилл и оленей. Огромный белый медведь, вставший на задние лапы, возглавлял строй. Его взгляд, словно в ожидании нового ковчега, устремлялся вперед, но упирался в белый тупик стены в метре от его носа. Еще выше, на третьем этаже, висела над головами посетителей музея модель первого самолета, воспроизводящая то чудовище, что совершило межконтинентальный перелет и приземлилось в городе лет сто назад. Крылья модели изрядно выцвели, сообщая, что больше на такие подвиги не пойдут. И наконец, на четвертом этаже застыли увековеченные в картоне и цветных фото чучела регбистов в натуральную величину – высшее достижение эволюции на континенте. Впрочем, возможно, это были и не регбисты, а футболисты, играющие в ту разновидность фути-соккера, где держат мяч в руках, бегая по полю со зверскими выражениями лиц. Не знаю. Ко времени, когда я добралась до верхнего этажа музея, мысли мои были заняты чем угодно, но только не особенностями местного спорта.

Я вылетела в город до рассвета, первым утренним самолетом, ринувшись на это собеседование, когда уже отчаялась найти работу в Сиднее и была готова мчаться в деревню, в пустыню, в джунгли, лишь бы позвали, лишь бы там нужен был дизайнер с красным российским дипломом и десятилетним опытом работы. Я спешила на назначенную накануне встречу с агентом, но, добравшись до офиса, увидела только откормленное лицо секретарши с вежливым: «Извините, пожалуйста, но место уже занято. Мы не успели вас предупредить, я вам звонила, но вы, вероятно, выключили телефон». И милая улыбка на коровьем лице. Эта улыбка бесит меня больше всего. Когда наши люди делают гадость, их лица перекашиваются, они прячут глаза или заводятся в откровенной злобе, они орут на тебя, и ты закипаешь и высказываешься им в ответ и уходишь отчасти удовлетворенный. Здесь они улыбаются, и ты должен выдавливать ответную улыбку: «Да, конечно, я выключила телефон в самолете, когда летела к вам на собеседование, как мы вчера договаривались». «Вот видите, – густо-бордовые губы секретарши продолжали сиять, – вот я до вас и не дозвонилась. А вы в первый раз у нас в городе? Мой вам совет – пройдитесь по молу. Знаете, что – возьмите экскурсию, лучше речную, с реки такой красивый вид на новую набережную! А на площади, у музея, идут представления аборигенов, я сама все собираюсь сходить, но никак не выберусь…» – девушка пошелестела густыми ресницами, она даже позавидовала моей свободе от обязательств, работы, начальства… Ведь я могла прямо сейчас пойти гулять, прокатиться на пароходике, поглазеть на аборигенские пляски, пока она сидела в офисе и разговаривала со всякими неудачниками. «Всего доброго», – развернулась я, пока еще могла улыбаться и вежливо разговаривать.

Я действительно зашла в музей, надеясь успокоиться и скоротать время до вечера, до обратного самолета. Вход в святыню естественной истории был открыт для всех, за исключением холодного уличного ветра. Как разведчик из старого советского фильма, я бродила по полупустому музею среди чучел и скелетов. Кроме меня, по залам гуляли, заглядывая в брошюрки, пара молодых ребят в шортах и с рюкзачками и мамаша со стайкой белобрысых детей. Их было шесть или семь, бегающих вокруг и галдящих у экспонатов, и еще два разновозрастных младенца мирно посапывали в общей коляске – годовалый сзади, двухлетний спереди.

За малышней, занимающей пространство залов по типу активного газа – все, мгновенно и целиком, я не сразу обратила внимание на элегантную даму в возрасте. Дама была несколько полновата, но держалась прямо и только качала головой в редких кудряшках, когда очередной резвящийся ребенок налетал на нее. Тогда она понимающе улыбалась мне с другой стороны чучела и, делая вид, что не замечает голосящих детей, подносила к глазам лорнет, чтобы прочитать таблички, рассказывающие о прежней жизни экспонатов.

Наконец чучела закончились, и я зашла в туалет, скинула туфли на каблуках и вылезла из деловой юбки. Я боролась с искушением выбросить ее в урну, когда дверь распахнулась и давешняя стая малышей заполнила предбанник. Мамаша только улыбнулась мне, а дети поспешили в кабинки, не обращая внимания на полуголую тетку с юбкой в руках, рюкзачком у ног и потеками туши под глазами. Я бросилась приводить себя в порядок.

Уже одетая в джинсы и рубашку, я глядела в зеркало, стирая остатки слез, когда элегантная старуха возникла позади меня и через плечо заглянула в глаза моему отражению.

– Называйте меня Алекс, – улыбнулась она. – А как твое имя, деточка?

– Лиза, – хмыкнула я, понимая, что по местным меркам отвечаю не слишком вежливо.

– Откуда ты?

– Прилетела на день из Сиднея. А вообще – из России.

Дама всполохнулась и перешла на русский, четко выговаривая согласные:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее