— Урвав столь солидный куш на конкурсе детективного рассказа, ты сможешь позволить себе даже такое, — с завистливой грустью согласился Согред. — Поэтому поменьше расхваливай сюжет, иначе сам использую. По праву соавтора. Шучу, шучу. — Теперь уже он сам тронул за плечо Эварда. — Столько лет не браться за перо! Чистого листа я теперь боюсь, как ведьма святой купели.
— Нет, старик, ты даже не представляешь себе, какой фантастический ход ты мне подкинул. Я, конечно, обмозгую, обсосу его на досуге.
— В камере смертников? Если верить Шеффилду, там хорошо думается.
— А я смогу указать, что рассказ написан в камере смертников?
— Почему бы и нет? Не указывая тюрьмы. Кто из чиновников министерства юстиции способен поверить в такое? Решат, что выдумка? А вот читатель клюнет, это стопроцентно. Кроме того, не забывай о биографах и прочих литературоведах, для которых когда-то, со временем, этот факт станет сенсационной находкой века.
18
Едва добравшись до своего кабинета, Согред тотчас же вызвал Стива Коллина. Тот вошел, с трудом переставляя негнущиеся ноги и приглушенно постанывая после каждого шага. Рак желудка, в соединении с прогрессирующим циррозом печени, — такое способен вынести не каждый. Каким образом Коллин все еще удерживался на плаву, этого уже не могли понять ни его лечащий врач, ни отрекшийся от него ангел-спаситель. Истощенное пергаментное лицо, глубоко запавшие в коричневые воронки глаза, дрожащие руки… Каждый день Стив напичкивался лекарствами, однако проку от них становилось все меньше.
— Садись, Коллин, — как всегда, сухо и деловито молвил начальник тюрьмы. — До пятницы осталось три дня. Ты уверен, что продержишься?
— Уверен. Как и мой врач.
— Мерилд всегда уверен только в том, во что давно уверовал его пациент, — саркастически ухмыльнулся Согред. — Завтра на рассвете «Странник морей» берет курс на континент. У тебя есть возможность уйти на его борту. — Согред выжидающе уставился на своего заместителя. — Но приказ о твоем выходе в отставку будет издан лишь в пятницу. Взвесь: ты ничего не потеряешь.
— Что мне там делать, на материке? Свалиться на плечи семьи, в которой меня давным-давно никто не ждет и в которой никто не пожелает оплачивать мое умирание? — Пальцами Коллин пробежал по краешку стола, словно по клавишам рояля, и виновато взглянул на шефа. — Извини, Согред, но мне там уже действительно нечего делать. Со мной все кончено.
Согред помолчал, покряхтел, отрешенно глядя куда-то в сторону, и, наконец, выдавил из себя:
— Трудно соглашаться с этим, но ты прав. Сегодня утром я беседовал с Мерилдом. Он, конечно, не академик и не онкологическое светило. Тем не менее его познаний вполне достаточно, чтобы разобраться в твоих снимках, анализах и симптомах.
— Чтобы разобраться в них, мне уже не нужен никакой врач.
— Устроить тебя в госпиталь?
— Мне только недавно сделали операцию.
— Помню, — поморщился Согред. — Дошел слух, что она оказалась… более или менее успешной. — Он вздохнул и развел руками.
— К тому же значительную часть денег я отправлял на материк, оплачивая лечение дочери. Да еще и помогал матери.
— Одна из лучших лечебниц США. Для дочери, которую ты и в глаза не видел, это неплохо, — согласно кивал в такт каждому слову Согред. Эти познания он почерпнул из рассказов самого Коллина, однако обреченному всякий раз приятно было слышать о том, что шеф помнит, как много он сделал для своей единственной дочери. — Жаль, что все кончилось ее гибелью.
Коллин недоверчиво покряхтел, давая понять, что ему не хотелось бы возвращаться к этой трагедии.
— Почему ты вдруг заговорил о моей отставке, Рой? — На материке Коллин работал надзирателем в той же тюрьме, заместителем начальника которой являлся Согред. Они никогда не слыли друзьями, но доверяли друг другу и оказывали различные услуги. Вот почему на остров Согред перетащил его с резким повышением в должности, зная, что получает на новом месте верного ему человека. И не ошибся: все эти годы Коллин оставался преданным ему, как бездомный, невесть откуда прибившийся пес. — Нет, в самом деле, почему вдруг? — встревожено повторил Коллин, хотя тревожиться по таким пустякам уже не имело смысла.
— Ты по-прежнему намерен «предать себя океану»?
— По обычаю обитателей Последнего Пристанища, — виновато как-то ухмыльнулся Коллин. — Я долго думал. По-моему, это достойнейшая из смертей, которую способен выбрать человек, выросший в семье рыбака и пять лет прослуживший на военном флоте. Думаю, что барахтаться буду недолго. Ты же знаешь, что я панически боюсь воды.
Согред несколько раз прошелся взад-вперед по кабинету и, остановившись в дальнем углу, сунул руки в карманы брюк с такой решительностью, словно намеревался выхватить из них по пистолету.