Лаврушка

Жених одобрен, можно разъезжаться по домам.

– Так, – хлопнула в ладоши и оглядела кухню. – А мне что делать?

– Можно начать всё уносить в гостиную, – Тимоша с папой поставили стол. Так что пора его накрывать.

– Хорошо, – кивнула я и помыла руки под краном. Обсушила руки полотенцем, которое Лавров по привычке закинул себе на плечо, как делает у меня дома, и понесла парочку салатников в гостиную, в которой не была с прошлого года.

– Света, бокалы расставь, – командовала мама из кухни.

Поставила салатники в центр круглого стола, выпрямилась и огляделась вокруг. Всё-таки, в родительском доме царит особая атмосфера: в нем ты всегда ребенок, не взирая на то, сколько научных статей и степеней ты имеешь в своем жизненном багаже. Здесь, в месте, где тобой были пережиты миллионы эмоций во время становления тебя как личности, ты вновь можешь почувствовать себя уязвимым, и не бояться, что взрослые дяди-тёти над тобой посмеются. Не посмеются. Потому что для родителей ты – всегда ребенок. И как бы не был ты крут и опытен в какой-либо сфере, с высоты прожитых ими лет ты лишь начинаешь свой путь. Будь то в работе, любви или разочарованиях. На каждый из этих этапов у них найдется своя жизненная мудрость, которая послужит самой лучшей опорой для твоего внутреннего стержня.

– Ты чего там застыла? – Светкин голос вырвал из приятной ностальгии. Отвернулась от серванта и заглянула сестре в глаза.

Ей повезло. Она не носит очки, имея отличное зрение, не испорченное ночным чтением с фонариком под одеялом. Высокая, с прямой осанкой, лебединой шеей и всегда в строгих платьях. Как мама учила. В общем-то, она всегда была маминой гордостью и любимицей. Просто потому что мне были неинтересны все эти женские премудрости. В то время, как моя сестра плела косы, я плела с папой рыболовные сети.

– Андрей какой-то спортсмен, да? – выронила как бы случайно. Поправила салатники и вернула вопросительный взгляд к моему лицу.

– Твой вопрос звучит так, словно ты хотела сказать, что он тупой качок, а не какой-то спортсмен.

Судя по похолодевшему взгляду, я угадала.

– Нет, – улыбнулась она натянуто. – Просто он такой большой и жутко болтливый. И он занял всю кухню.

– Ну, это же Лаврушка, – развела я руками, искренне улыбнувшись. – Подожди еще пару дней и придется постараться, чтобы родители добровольно его отпустили.

– Лаврушка? – нахмурила она тонкие бровки.

– У него фамилия Лавров. Я иногда называю его Лаврушкой.

– Забавно.

– Шуня! – впорхнула мама в гостиную. – Такого пюре в нашем доме не было никогда! Ты посмотри, какие барханы Андрюша сотворил! А какое оно воздушное!

– Я же говорила, – ухмыльнулась я сестре. – Они его добровольно не отпустят.

Следом за мамой в гостиную вошли и наши мужчины. Папа с Андреем о чем-то перешептывались, улыбаясь как нашкодившие школьники. У каждого в руке было по блюду с аппетитным содержимым. За ними шел Тимофей, руки которого были заполнены самыми большими блюдами, на локте висело кухонное полотенце, а между подбородком и шеей была зажата пачка бумажных салфеток.

– Тимоха, – повернулся к нему папа, плохо маскируя веселье. – А вилки-то кто должен принести? Я, что ли? У меня не десять рук.

– Да, Юрий Иванович. Сейчас, – пропыхтел парень, на лбу которого уже появилась испарина.

– Не издевайся! – проворчала мама и обратилась к будущему зятю. – Тимоша, не волнуйся. Я сейчас всё сама принесу. А вы пока присаживайтесь все за стол. Открывайте вино, сок…

– …Самогон, соляру… – продолжил папа.

– Юра! – цокнула мама презрительно.

– Ладно, соляру откроем, когда закончится всё остальное. Да, Андрюха?

– У меня еще незамерзайка с собой есть, – поддержал он тестя, отодвигая стул, чтобы я села.

– Вещь! – прилетел нам папин лайк одобрения.

Всё, теперь жених точно нотариально заверен, одобрен и подходит по ГОСТу.

Глава 21

– Долго бокалы греть будем? – пробасил папа, оглядывая всех сидящих за столом.

– Так ты тост скажи, – выгнула мама бровь и смахнула со лба пушистую челку.

– Тост, говоришь? – папа медленно поднялся со стула. Держа бокал напротив солнечного сплетения, тепло всем улыбнулся. – Я тот еще мастер говорить, конечно. Но сегодня, прямо здесь и сейчас напрашивается тост-мечта, мои дорогие. Я хочу, чтобы таким составом мы собирались как можно чаще. Мои пташки уже выросли и прекрасными птицами выпорхнули из родительского гнезда. И нам с мамой радостно наблюдать, что каждая из вас начинает выстраивать своё собственное гнездышко. По веточке, по прутику. И я верю и вижу прямо сейчас, что каждая из вас, мои дорогие, находится под надёжным крылом достойных вас орлов, – перевела смущенный взгляд на Андрея и поймала его лёгкую улыбку и быстрое подмигивание. – И мы хотим, чтобы эта надежность была с вами и оберегала на протяжении всей вашей долгой жизни. А мы с мамой будем счастливы, если вы не забудете о родительском гнезде, и будете иногда подкидывать в него своих птенцов. За вас, дорогие!

– Ох, Юра! – мама протёрла уголки глаз салфеткой и ею же обмахнулась.