Лавсаик, или Повествование о жизни святых и блаженных отцов

Сподвижник сего Макария Египетского в делах веры, носивший то же достоуважаемое имя, Макарий Александрийский был пресвитером в так называемых Келлиях, когда я пришел к нему. Прожив в тех Келлиях девять лет и из них три года вместе с блаженным Макарием хранив безмолвие, я частью сам видел дела и знамения доблестного жития его, частью узнал от тех, которые жили с ним вместе, а частью слышал еще от многих других.

Однажды святой Макарий, увидев у великого отца Антония отборные финиковые ветви (он сам плел из них корзины), попросил у него связку этих ветвей. Антоний отвечал ему: «Писано: Не пожелай… ничего, что у ближнего твоего (Исх. 20, 17)». И едва выговорил это, как вдруг все ветви засохли как бы от огня. Увидев сие, Антоний сказал Макарию: «Вот на тебе почил Дух, и ты впоследствии будешь наследником моих добродетелей».

Там же, опять в пустыне, диавол, встретив Макария, весьма утомленного, говорит ему: «Вот ты получил благодать Антония — что не пользуешься своим преимуществом и не просишь у Бога пищи и силы для путешествия?» Макарий отвечал ему: «Господь — сила моя и песнь (Пс. 117, 14), а ты не искусишь раба Божия». И вот диавол представляет ему призрак: верблюд блуждает по пустыне с вьюком, в котором всякие съестные припасы. Увидев Макария, верблюд остановился перед ним. Святой, подумав, что это призрак, стал молиться — и верблюд тотчас был пожран землей.

Этот же Макарий сошелся однажды с великим Макарием Египетским, и так как нужно было им переправиться через Нил, то случилось им взойти на большой плот, на который также взошли какие-то трибуны[10] с великой пышностью: у них была колесница, обитая медью, кони в вызолоченных уздах, несколько воинов-телохранителей и отроков, украшенных ожерельями и золотыми поясами. Когда эти трибуны увидели в углу монахов, одетых в ветхие рубища, стали восхвалять их убожество, и один из них сказал им: «Блаженны вы, что презрели мир!» Городской[11] Макарий отвечал им: «Так! Мы презрели мир, а вас мир презирает. Знай, что ты сказал это не сам по себе, но пророчески: действительно мы оба называемся Макариями — блаженными». Пораженный сими словами, трибун по возвращении домой скинул мирские одежды и, посвятив себя монашеству, совершил много дел милосердия.

Когда-то прислали Макарию кисть свежего винограда, а ему очень хотелось есть. Чтобы показать свое воздержание, он отослал эту кисть одному брату, которому также хотелось винограда. С великой радостью получив виноград, брат этот, в намерении скрыть свое воздержание, послал его к другому брату, как будто ему самому не хотелось этой снеди. Но и этот брат, получив виноград, поступил с ним так же, хотя ему и самому очень хотелось съесть его. Таким образом виноград перебывал у многих братий, и ни один не хотел есть его. Наконец, последний брат, получив его, отослал опять к Макарию как дорогой подарок. Макарий, узнав виноград и разведав, как все было, удивился и благодарил Бога за такое воздержание братий, да и сам не захотел есть его. Таково было подвижничество великого Макария, которому и я вместе со многими другими поучался у него!

Ежели когда он слышал, что кто-нибудь совершил особенный подвиг, то и сам непременно то же делал с жаром. Так, услышав от кого-то, что тавеннские иноки во всю Четыредесятницу употребляют пищу невареную, святой положил семь лет не вкушать ничего приготовленного на огне, а питаться одними сырыми овощами или, когда случится, мочеными бобами. Другого ничего не вкушал он в эти семь лет. Исполнив свой обет, он, однако же, оставил такой образ жизни. Узнав, что один инок вкушал по одной литре хлеба, этот совершеннейший монах решился подражать и ему: переломав все свои сухари и опустив их в кувшин, он положил правилом съедать не больше того, сколько достает рука. Велико было и это изнурение тела. Весело рассказывал он нам об этом вот что: «Захвачу, бывало, побольше кусков, а узкое горло не дает мне вынуть их — мой кувшин совсем не давал мне есть». Целых три года подвизался он в таком воздержании: вкушая хлеба унции по четыре или по пяти и выпивая соответственное тому количество воды, а масла во весь год употреблял в пищу только шестую часть конги.[12]

Вот еще подвиг сего ратоборца. Замыслил этот адамант преодолеть сон. И вот что он рассказал: «Целых двадцать суток не входил я под кровлю, чтобы таким образом победить сон. Днем палил меня зной, а ночью знобил холод, и как я не хотел войти в хижину и подкрепить себя сном, то мозг у меня так высох, что я наконец приходил в исступление. По крайней мере, сколько зависело от меня, я одолевал сон, но уступил ему, как требованию самой природы».