Лазарев. И Антарктида, и Наварин

— Поразмыслите о нашем дальнейшем плавании. По инструкции Адмиралтейства в зимние месяцы продолжим поиски в тропиках, вплоть до Отаити.

На живописном берегу залива моряки разбили для жилья палатки. Большая часть команды поселилась на берегу, в одной из палаток работала кузница, а в самой вместительной расположилась баня. Внутри ее матросы сложили из чугунного корабельного балласта печурку. Печь топили при откинутом пологе, а затем палатку закрывали и поддавали «жару» на раскаленную печь. Снаружи баню обливали из свезенного на берег брандспойта, чтобы пар не выходил из бани.

Матросов чуть не силой выгоняли из парилки. Лазарев разрешал любителям париться чуть не каждый день, благо в дровах недостатка не было. Но парились после работы, а днем все работали на кораблях, занимались ремонтом.

Как-то вечером Лазарев, осмотрев добротно отремонтированный форштевень шлюпа, возвращался через палаточный городок «Русское адмиралтейство», как прозвали его моряки.

— Здравия желаю, ваше благородие! — Перед ним вырос Егор Киселев.

— Здравствуй, братец, — Лазарев остановился, — природа новоголландская на тебя благотворно действует.

Пунцовые щеки Егора расплылись в улыбке.

— Что есть, то есть, ваше благородие, добра в здешних местах вдоволь.

— Летопись твоя как? Похвались.

Киселев смущенно развел руками.

— Не касался, поди, недели три к ней…

— Ну, ну, принеси, я подожду.

Матрос сбегал в палатку. Поодаль столпились матросы. Ведали они, что Егор записывает на листках все виденное.

Присев на подставленный табурет, Лазарев внимательно просмотрел записи.

«Месяца марта 30-го. Пришли в новую открытую Голландию, в город-порт Зексон. Обыватели в городе англичане. По островам живут премножество диких, в лесу, как звери живут, не имеют никаких квартир, питаются с дерева шишками и рыбой. Есть тоже король, имеет знак у себя на груди, пожалован английским королем. И тут наш капитан пожаловал ему гусарский мундир и бронзовую медаль, а жене белое одеяло и пару серег в уши женских».

Перевернул Лазарев последний листок.

— Да ты, братец, все зришь, — лукаво подмигнул, — особливо женщин примечаешь, до ушей женских добрался.

Матросы хохотали.

— Так и Настасью свою суздальскую позабудешь.

Егор погрустнел.

— Никак нет, ваше благородие, добра тут много, а на Руси все самолучшее, — он вздохнул, — небось соловьи нынче в рощах…

Месяц стоянки прошел незаметно. Ремонтные работы подходили к концу, когда случилась беда. На «Востоке» сорвался с грот-мачты матрос 1-й статьи Матвей Гумин. Он обшивал медью мачту, потерял равновесие и, упав на палубу, проломил о нагель ребра и разорвал бок. Галкин поспешил на «Восток» помочь коллеге-врачу Верху. Осмотрев стонавшего больного, он покачал головой.

— Надобно в гошпиталь береговой отправить, на шлюпе рискованно оставлять.

Штаб-лекарь выпятил губу:

— Еще посмотрим, надобности в береговом гошпитале не предвижу.

Пять дней грузили на шлюпы продовольствие, имущество, тянули такелаж, привязывали паруса. Ранним утром 8 мая шлюпы снялись с якорей и направились к Новой Зеландии.

Едва вышли из гавани, противный ветер заставил изменить первоначальный план — обойти Новую Зеландию с севера, — и шлюпы направились в пролив.

Заря только-только занималась, на «Востоке» выстрелила пушка. Анненков, понизив голос, доложил поднявшемуся командиру:

— Флаг приспущен на «Востоке», телеграфом отца Дионисия требуют.

Лазарев снял фуражку, перекрестился.

— Видимо, Гумин Богу душу отдал. Распорядитесь привестись к ветру и спустите ялик.

Вечером священник возвратился, от него попахивало.

— По обычаю, тело предали морской пучине, за упокой раба Божья Матвея помянули, а жаль, добрый человече и мастеровой был…

Неприветливо встретило моряков Тасманово море. Северный ветер развел крупную волну, шторм усиливался. В одну из ночей внезапно стихло, но гигантская зыбь раскачивала корабли так, что они черпали бортом, каскады воды перекатывались по палубе.

Берег открылся цепочкой мерцавших в ночной мгле далеких огоньков. Новозеландцы жгли костры на горах. С рассветом показался величественный пик горы Эгмонт…

Следующим на пути к Полинезии лежал остров Рапа. Навстречу шлюпам из залива неслось полтора десятка лодок. Жители сих мест отличались чрезвычайным любопытством: все показываемые им безделушки не только рассматривали, но и нюхали, пробовали на зуб.

Первый успех пришел спустя три дня после пересечения тропика Козерога. С океана веяло теплом, легкий ветерок приятно ласкал лица вахтенных матросов.

— Земля! — раздался радостный возглас с фор-салинга.

Где-то вдали, под самым горизонтом, пенистая кайма прибоя обозначила довольно большой коралловый остров. На белом фоне прибрежного буруна контрастом выделялись кокосовые рощи.

В последующие дни шестнадцатая южная параллель вознаградила русских мореплавателей — открытия следовали одно за другим.

В течение десяти дней обнаружили четырнадцать островов — Кутузова, Спиридова, Чичагова, Ермолова, Раевского, Милорадовича, Крузенштерна, Барклая-де-Толли… Некоторые острова оказались безлюдными, другие — обитаемыми.