Лазарит

— Вы хитрец, любезный Филипп, — усмехнулся он, чувствуя, как по спине стекают струйки пота, и повел плечами, чтобы шелк туники не так лип к телу: — Но зная вас давно, я тоже кое-чему научился. Вы желаете получить половину Кипра, завоеванного мною во время нашего совместного похода? — он кивнул на свиток. — А я хочу получить половину земель недавно скончавшегося здесь, в лагере под Акрой, графа Фландрского, которые вы унаследовали. Ведь эти земли вы получили именно в то время, когда продолжался наш поход! — Ричард с трудом улыбнулся.

Филипп резко откинулся в кресле:

— Граф Фландрский завещал вам все свои осадные орудия, Ричард, а это тоже немало.

— Но много меньше, чем прекрасное графство Фландрия. И договор, Филипп, остается договором, — он постучал ногтем по пергаменту.

Филипп, словно позабыв о Кипре и о деньгах, которые были обещаны Ричарду тамплиерами за право управлять островом, моментально заговорил о другом: пора определиться, кто станет во главе похода и чья воля станет решающей для всего крестоносного воинства.

Любой из тех предводителей, что собрались в шатре французского короля, готов был взять на себя командование, однако теперь уже было ясно, что выбирать придется только между Филиппом Французским, занимающим наиболее высокое положение, и Ричардом Английским, который привел с собой самые многочисленные отряды, а ныне содержал весь лагерь крестоносцев на свои средства.

Ричард следил за обсуждением, полуприкрыв веки. Гвидо де Лузиньян, Генрих Шампанский, Боэмунд Антиохийский и Жак д'Авен готовы были следовать за Плантагенетом. Однако Леопольд Австрийский, Конрад Монферратский, Гуго Бургундский и Балиан де Ибелин сочли, что для них будет большей честью, если войско возглавит Филипп Капетинг, вассалом которого является король Англии. В результате мнения окончательно разделились. Магистры орденов участия в споре не принимали, заявив, что главная цель похода — отвоевание Гроба Господня и они согласны принять любого главнокомандующего, которого изберет высокое собрание.

Филипп осторожно помалкивал, время от времени поглядывая на Ричарда. Плантагенет его хорошо знал: Капетингу не так важно главенство над войском, как собственная корысть. Он знает, что английский Лев мечтает возглавить крестоносцев, и сейчас его вполне устраивает то, что Ричард содержит всю армию, а заодно и самого Филиппа с его приближенными. Но постоянное стремление французского монарха решать свои проблемы за его счет выводило Ричарда из себя.

— Высокородные сеньоры! — он вскинул руку, останавливая споры. — Для того чтобы противостоять такому полководцу, как Саладин, армия должна быть в полной боевой готовности. Султан не простит нам ни малейших упущений при подготовке к битве. Насколько мне известно, осада Акры затянулась именно потому, что когда мы бросаемся на штурм города, он немедленно атакует лагерь с тыла, и пока мы отбиваемся от его курдов и мамлюков, осажденные успевают залатать пробоины в стене и принимаются обстреливать нас с тылу. Иначе говоря, мы постоянно ведем войну на два фронта. Мое предложение таково: мы должны избрать двух главнокомандующих. Один из них будет отражать набеги эмиров султана, а второй приложит все силы, чтобы наконец-то взять город.

Эта мысль была принята с воодушевлением, и Ричард предложил Филиппу Французскому самому выбрать, куда он предпочтет направить свои силы. Как он и рассчитывал, Капетинг, еще раз взглянув на карту, предпочел продолжать осаждать Проклятую башню и стены города.

Наконец пришел черед последнего и самого важного вопроса, ибо он был тем яблоком раздора, которое могло окончательно лишить крестоносцев единства. Кто станет королем Иерусалимским после того, как земли королевства будут отвоеваны?

Ричард к этому времени до того устал, что лишь безмолвно взирал на спорящих вельмож. Те яростно сыпали доводами и угрозами, готовые вцепиться друг в друга, а Гвидо де Лузиньян и Конрад Монферратский даже схватились врукопашную, осыпая друг друга ударами, и пришлось кликнуть стражу, чтобы разнять воинственных претендентов на престол. Епископ Бове, папский легат Умбальдо и епископ Солсбери заставили драчунов примириться и просить друг у друга прощения, что, в конце концов, и было сделано.

В другое время эта возня позабавила бы Ричарда, но сейчас он полулежал в кресле, тусклым взглядом следя за происходящим. К королю приблизился Робер де Сабле в своей новой белоснежной мантии с алым крестом и такой же алой шапочке с плоским верхом, свидетельствующей о его высоком положении магистра ордена.

— Ричард, что с вами? — негромко спросил он, и в его голосе прозвучала тревога. — Я не узнаю вас. Вы, вопреки обыкновению, спокойны… или без сил? Что происходит?

— Я и сам себя не узнаю, — пересохшими губами вымолвил Ричард.