Лазарит

Ей пришлось пояснить, что исполнение обета освободить Святую землю из-под власти язычников является делом всей жизни короля Ричарда. А война, в особенности в столь отдаленных краях, обходится дорого. Ее брат немало раздумывал, прежде чем выступить в поход, ибо не одни лишь доблесть и мужество ведут к победе. Необходимо быть во всем сильнее врага, а для этого нужны доспехи, оружие, лошади, провиант — и все наилучшего качества. Ради достижения великой цели Ричард добывал средства, где только возможно, и десять тысяч золотых, полученных им за освобождение шотландского короля, — всего лишь малая частица того, что вложено в подготовку войны с неверными. Приходилось ли принцессе Беренгарии слышать о «Саладиновой десятине»? Это налог, который выплачивают те подданные Ричарда, кто не решился выступить с королем на освобождение Гроба Господня. Помимо того, канцлер Лошан изыскал еще одну возможность получить деньги: после смерти короля Генриха II была пересмотрена деятельность чиновников прежнего правительства, и все, кто оказался нечист на руку, дабы избежать кары, могли внести за себя выкуп — и немалый. Эти деньги также пополнили казну крестового похода. Брались отступные и с тех рыцарей, которые, воодушевившись, приняли было на себя крест, а затем проявили малодушие. И, разумеется, — пожертвования монастырей, добровольные вклады купцов и землевладельцев, продажа целого ряда королевских имений.

Поистине, король Англии готов был на все, лишь бы его поход увенчался успехом. Однажды Ричард даже пошутил, что продал бы и Лондон, если б на него нашелся покупатель. Эту шутку тут же подхватили недоброжелатели короля, в том числе и Филипп Французский. И хотя Филипп ныне является союзником Ричарда и тоже выступил в Палестину, он предпочитает не тратить деньги, а получать их от короля Англии. Именно так он и поступил, выпросив у Ричарда часть кораблей на Сицилии.

— Я видела Филиппа Французского лишь мельком, — задумчиво заметила Беренгария. — Король Франции покидал Мессину в тот час, когда мой корабль входил в порт. Наши суда прошли почти вплотную, но он не удостоил меня даже милостивым кивком и сразу отвернулся.

— Милая принцесса, — Иоанна легко коснулась плеча девушки, — вы должны понять, что Филиппу потребуется немало времени, чтобы смириться с вашим браком. Ибо ради вас Ричард отказался от руки его сестры Алисы.

«Лучше бы наша нежная пташка даже не пыталась выяснить подробности этой нечистоплотной истории», — мельком подумала Иоанна.

Но Беренгария неожиданно спросила о другом. Смущаясь и не прекращая делать стежок за стежком, принцесса Наваррская поинтересовалась: насколько правдивы те слухи, которые дошли до нее уже в Мессине, — будто бы сама Иоанна отвергла ухаживания короля Франции? Говорили, что он оказывал ей особые знаки внимания, но в конце концов вдовствующая королева Сицилии попросила брата избавить ее от общества французского монарха. А ведь Филипп Капетинг вдовец, как и Иоанна вдова. Их союз мог бы оказаться полезным для обеих держав.

— Приятно слышать, что представления об интересах государств вам, Беренгария, не чужды, — Иоанна усмехнулась и взглянула на девушку поверх края бокала с водой, слегка подкрашенной вином. — Но все дело в том, что однажды я уже выходила замуж из политических соображений. Мне было двенадцать лет, когда меня отправили на Сицилию, и король Вильгельм казался мне глубоким стариком. А ведь ему было всего двадцать семь, он был лишь на год старше, чем мы с вами сегодня. Ведь вам, принцесса, как и мне, двадцать шесть, не так ли? Но Вильгельм был таким грузным и громогласным, он носил такую пышную окладистую бороду, что я — крохотный птенчик из Пуату — боялась его, а порой и ненавидела. И все же Вильгельм был снисходителен ко мне, он терпеливо ждал, пока я подрасту и смогу выполнять свой супружеский долг. Он позаботился о том, чтобы я подружилась с его наложницами, и те научили меня многому из того, что пригодилось нам с Вильгельмом, когда я стала его женой не только на троне, но и на ложе.

— Довольно! — отшатнулась Беренгария. — Я не желаю слушать ни о чем подобном.

«Так я и думала. — Иоанна оперлась на обитое сафьяном изголовье кушетки. — Монастырские постницы внушили-таки этой девочке, что все, касающееся радостей плоти, — греховно. Бедняга Ричард! Он воин, а ему придется нянчиться с этим полуребенком, воспитанным монахинями».

Однако она, как бы не услышав возгласа принцессы, продолжила говорить о покойном муже, несмотря на смущенные взгляды и заалевшие щеки Беренгарии.

— Мне хорошо жилось с Вильгельмом, меня нежили и баловали. И я глубоко уважала своего супруга. А то, что он содержал наложниц, подобно восточным владыкам… Скажите, милая, где в нашем мире мужчины считаются со своими женами и не глядят на сторону?

— Но ведь Ричард… он совсем другой, — прошелестела Беренгария, еще ниже склоняясь к пяльцам. — Королева Элеонора утверждала, что ее сын чужд разнузданной мужской природе, он истинный рыцарь и христианин.

— Так оно и есть. Вам повезло, Беренгария…