Лазоревый день. Книга первая

Давид отмахнулся. На кого обижаться? Разве что на самого себя. По меркам первобытного мира он, и впрямь, не очень-то годился на роль самца, защитника и добытчика. Это цивилизация Новой Европы позволяла ощущать себя «просто человеком». Здесь же всё строго разграничено: либо ты рта, либо арт. У каждого свои обязанности, свой «путь жизни». Ни одной женщине не придёт в голову гонять по лесу с копьём, ни один мужчина не станет просиживать дни в верхнем ярусе, постигая загадки мифологии и премудрости фонетики. А быть «просто кхиром» означает быть ачи, туповатой рабочей силой, полуидиотом-полуживотным.

Обратный путь к повозкам казался длиннее. Наверное оттого, что Давид мчался через лес, подхлёстываемый пьянящей горячкой опасности, эйфорией быстро чередующихся событий, в которых ты статист, а решения принимают другие. И ещё — полыхнувшим страхом остаться на этой планете в одиночестве. А возвращался, чувствуя собственную никчёмность. Спасение похищенной вернуло Орелик привычную роль. Теперь она снова первая, в центре внимания. Плетущийся позади маленькой процессии переводчик ей больше не нужен. Вон, отчаянной жестикуляцией старается восполнить пробелы в языкознании, напористо расспрашивает спутников об обычаях рта. Примеряет на себя эту роль? Вполне возможно — уже и меч приняла в дар. Тот самый, с ещё не запёкшейся кровью шо-ачи на лезвии.

Где-то на середине пути Кахит начала подавать признаки жизни, заворочалась, застонала. А когда в просветах между деревьями показались стоящие на дороге повозки и яркие одежды арт, открыла глаза. Она так и не успела понять, что с ней случилось.

Возвращение охотников встретили дружным восторгом. Ишбит бросилась навстречу, встревожено осматривая и ощупывая Русану. Лишь убедившись, что с гостьей всё в порядке, взглянула на постепенно приходящую в себя соплеменницу. Впрочем, о той беспокоиться не стоило, — подруги усердно отпаивали её чудодейственным «лекарством».

Орелик, окунувшаяся в эйфорию от дифирамбов охотников, ждала несколько иной встречи от со-ртох. Обижено фыркнула, стоило той отвернуться:

— И это вся благодарность?

— Мне перевести? — безразлично поинтересовался у неё Давид.

— Как хочешь, — девушка дёрнула плечом. Затем, решившись, скомандовала: — Переведи!

Разумеется, тон вопроса Ароян немного смягчил. Прозвучало примерно следующее: «Разве Ишбит не рада, что Русит спасла жизнь Кахит?»

Со-ртох оглянулась, задумчиво разглядывая чужестранку. Ответила:

— Меня бы очень огорчило, оборвись путь жизни Кахит сегодня. Но если оборвётся путь жизни Русит, то это огорчит Кхарит-Джуга.

— Своей жизнью я распоряжусь сама! — запальчиво вскинула подбородок Орелик.

— Несомненно. Но требуется много мудрости, чтобы тхе-шу не уподобился изломанной щепке, а сложился в прекрасный орнамент.

— Ладно, я не такая заумная, не разбираюсь в вашей философии. Я поступила так, как поступила.

— Ты поступила, словно рта, — неожиданно уточнила Ишбит.

— Может быть. А ты уверена, что я арт по вашим меркам?

— Не уверена.

— Вот видишь!

Орелик пошла, помахивая мечом, к группе охотников, где Зурси рассказывал о погоне, то и дело перемежая речь отрывками саги собственного приготовления. А Давид поспешил вслед за со-ртох.

— Ишбит, шо-ачи не пытались снова напасть?

— Нет, они слишком трусливые для этого. Те, что разбежались, соберутся вместе лишь когда голод переборет страх. Всё благополучно завершилось, можем продолжить путешествие.

— А что с Бишси?

— Бишси останется здесь. В Джасжарахо я могла бы удержать его на пути жизни. Но Джасжарахо далеко.

Только сейчас Давид сообразил, что идут они не к повозкам, а к привязанным к деревьям пленникам. Все четверо как по команде повернули лица навстречу женщине. Они будто чего-то ждали. Ишбит подошла к крайнему, молча вынула откуда-то из пояса большую иглу с круглым набалдашником. Мягким движением вогнала её на всю длину в тело пленника чуть выше паха. Шо-ачи вздрогнул. И Давид вздрогнул вместе с ним, уставившись на четырёхпалую руку, неспешно извлекающую жало из плоти. Ранка тут же набухла красным волдыриком. Капля сорвалась, побежала, прокладывая путь сквозь свалявшуюся бурую шерсть. За ней — следующая. Игла была достаточно длинная и проткнула внутренности, наверняка прорвав кто знает какие артерии. Наружу кровь била маленьким фонтанчиком, а что делается внутри?

Так же деловито со-ртох проколола артерии второму. Опомнившись, Давид закричал:

— Ишбит, зачем?! Зачем ты это делаешь?!

Ошеломлённый, он смотрел, как покончили с третьим шо-ачи. И с четвёртым. Лишь затем Ишбит ответила:

— Их путь жизни завершён.

— Это ты так решила?!

— Я увидела. Ты разве нет?

— Но это же неправильно! Да, они совершили преступление. Но они больные, они не могут отвечать за свои поступки. Смерть — чересчур жестокое наказание!

— Что означает слово «наказание»? Смерть — это завершение пути. Я не понимаю, что так взволновало Дади. Ты видел какое-то продолжение для тхе-шу этих детей, которого я не разглядела? Они кхиры, мы не можем оставить их умирать от ран и болезней, словно животных.