Примета дождливого утра себя оправдала, — во дворец пригласили семерых. Ароян не знал статистики по средней продолжительности жизни в Джасжарахо и темпам прироста населения, чтобы адекватно оценить это число. Но судя по реакции соседей, семь маленьких кхиров, которым предстояло родиться в этом году, было необычно много.
Седьмой получила приглашение в последний день праздника Ишбит. Это стало неожиданностью для всех, наверное, даже для неё самой. Во время ужина Первая Мать, только что вернувшаяся из дворца, выглядела сияющей, а по рядам разбегалась передаваемая шёпотом новость — со-ртох была у Кхарит-Джуга. Огромная честь для роя Джасжарахо. Жуби был явно выбит из колеи таким раскладом, а Зурси поглядывал на оппонента ухмыляясь.
Ужин закончился, но, против обыкновения, расходиться никто не спешил. Когда стук ложек и шорохи смолкли, Ишбит торжественно объявила праздник Лазоревого Дня завершённым. Избранные вновь становились обычными арт и рта, д’айри меж ними был снова дозволенным. Тут же со-ртох посоветовала не увлекаться, поберечь силы для обратной дороги. Следующим утром обитателей дома ждали сборы и отъезд. Всех, за исключением новой пары смотрителей: Тассит и Дади.
Последняя фраза Давида ошеломила. Несколько минут он сидел, тупо уставившись в пустую тарелку, пытался переварить информацию. Не замечал сочувствующих или насмешливых лиц вокруг. Очнулся, лишь когда Зурси тронул его за плечо:
— Дади, сегодня время веселиться. Завтра время для прощания и грусти.
Опомнившись, Ароян сорвался с места, бросился к Ишбит. Ну нет, он не собирался молча проглотить подобную бесцеремонность! Теперь-то он потребует подробных разъяснений!
Со-ртох уже поднималась по лестнице, когда Давид окликнул её. Кажется, ей не хотелось сейчас объясняться с чужеземцем. Лишь мрачный вид последнего заставил остановиться, а потом и спуститься назад в трапезную.
— Ишбит, я что, не возвращаюсь в Джасжарахо?
— Дади — смотритель дома в столице.
— Но… А Русит? Она тоже остаётся здесь?
— Русит останется в небесном дворце. Отныне она служительница Кхарит-Джуга.
Давид облегчённо выдохнул. И тут же вновь нахмурился. «Ртаари’орайре» буквально переводилось как «отдающая всю любовь ртаари», либо «очень любящая ртаари». По аналогии с человеческой историей Ароян называл женщин, живущих в небесном дворце, служительницами. Однако название это могло переводиться и как «наложница» — круг обязанностей «орайре» рта представляли достаточно смутно.
— Русит будет жить во дворце, а я здесь? Но нас нельзя разлучать! Мы должны оставаться вместе. Она моя женщина, понимаешь?
Ишбит отрицательно взмахнула рукой.
— Русит больше не принадлежит рою Джасжарахо. Она — орайре Кхарит-Джуга. Женщина Дади теперь Тассит. Так будет до следующего Лазоревого Дня. Потом Дади сможет вернуться в Джасжарахо, отдать айри другим женщинам роя.
— Но это полная ерунда! Мы с Русит пришли из другого мира, мы не такие, как вы! Мы можем научиться жить, как кхиры, но думать, как кхиры, видеть этот мир, как кхиры, не сможем. И уж тем более не сможем изменить наши тела! Ведь это же очевидно!
— Дади, ты говоришь очень громко, не нужно. Я слышу твои слова, они звучат правильно. Но я не знаю мысли Кхарит-Джуга, я могу лишь предполагать. Светлейшей нужно, чтобы чужеземцы были рядом. Но ты — рта, ты не можешь жить в небесном дворце, орайре могут быть только арт. Поэтому ты останешься здесь, в нашем доме. Понимаю, Тассит не получит твоего айри. Что поделать, её путь жизни — страдание.
— К чему же их преумножать? Со мной может жить Русит.
— Ртаари знает наши тхе-шу лучше, чем мы.
— Можно подумать, — пробормотал Ароян на русском. Но на языке кхиров не сказал ничего.
Не дождавшись возражений, Ишбит заключила:
— Дади, тебе нужно успокоиться. Джуга всё делает на благо Кхарита и всех кхиров.
Как он мог успокоиться? И где? Дом постепенно превращался в ристалище сатурналий. Месяц вынужденного воздержания закончился, кхиры спешили снять напряжение. На предстоящий вечер были отброшены даже те мизерные ограничения, которых они придерживались в Джасжарахо. В каждой комнате мужского яруса Давид натыкался на шепчущие, гортанно хихикающие, обнимающиеся, явно готовящиеся к совокуплению пары и тройки. На женском этаже несомненно творилось то же самое. Оставалось либо сидеть в трапезной, посреди нарастающего шквала сладострастия, либо выбираться из дома.
Ароян предпочёл второе. И обнаружил, что вакханалия царит и здесь, только в иной форме. Обрадованные, что дождя не было целый день и лужи успели подсохнуть, ачи устроили пляски на площадке перед нижним крыльцом. В этой компании Давид чувствовал себя совсем уж неуместно и поспешно юркнул в темноту рощи.
Земля на склонах размокла от многодневных дождей. Ступни скользили по невидимой в темноте траве, цеплялись за корни, натыкались на обломки сучьев, с противным чавканьем погружались в холодную грязь. Покружив вокруг деревянных домишек-кладовых, Ароян выбрался на каменные ступени лестницы.