Лазоревый день. Книга первая

Он стал ещё громче, когда распахнулись высокие, до самого потолка двери в дальнем конце зала и вереница девушек-орайре внесла подносы с угощением. Одежда их в этот раз не отличалась от нарядов смотрительниц — разноцветные топы и короткие юбки. Орайре шустро сновали взад-вперёд, и стол постепенно заполнялся. Большинство блюд были Давиду знакомы, хоть кое-что выглядело экзотично, и приходилось спрашивать у сидящей по левую руку Тассит об их составе и способе приготовления. Иногда и она признавалась, что не знает ни того, ни другого. Но самым необычным было отсутствие орче. Вездесущую кашу заменяли бесчисленные сосуды с напитками.

Когда для новых блюд не осталось места, орайре проворно рассредоточились между роями, усаживаясь за стол. Очевидно, это было сигналом. Или шумно захлопнувшиеся двери? Или светильники, из белых ставшие радужными? Пока Давид крутил головой, стараясь не пропустить ни одной мелочи, серебряный фужер перед ним оказался заполненным янтарной жидкостью, и сидящий справа Шубси весело толкнул локтем в бок:

— Дади, первый кайях пьём вместе. За наших ртаари!

Действительно, фужеры уже в руках кхиров, серебряные — для рта, золотые — для арт. Тассит не была исключением. Дёрнула подбородком:

— Нужно пить, Дади. Кайях!

— Кайях! — рыкнул Шубси, с наслаждением опрокидывая в себя содержимое фужера.

— Кайях! — нестройный многоголосый возглас прокатился по залу.

— Кайях, — нерешительно повторил и Давид, касаясь губами фужера.

Жидкость была густой, даже несколько тягучей. Без запаха, почти без вкуса. Это удивило, Ароян ожидал, что в сосудах будет «вино» из наркотических ягод.

Проглотить с непривычки густое питье оказалось непросто. Когда справился, протолкнул вниз по пищеводу последний глоток, остальные уже дружно хрупали, захватывая пригоршнями приглянувшуюся закуску, — столовых приборов на этом застолье не предлагалось. Давид прислушался к ощущениям. Нет, не алкоголь, что-то иное. Вопросительно повернулся к подруге:

— Что мы выпили?

— Кайях. Не бойся, живот не будет болеть.

— Надеюсь. Из чего его делают?

— Не знаю. Его делают ртаари для Кхи-шош’э. Чтобы нам было весело и время прошло незаметно.

Спорить Ароян не стал. Раз уж его присутствие здесь обязательно, придётся терпеть, соблюдать ритуалы хотя бы формально.

«Кайях» теперь доносилось со всех сторон попеременно, общих тостов, судя по всему, больше не предполагалось. Рта накачивали себя тягучим напитком неторопливо, но основательно. По мере того, как опорожнялись кувшины и блюда с закуской, разговоры за столом становились громче, фразы короче, шутки тупее и фривольнее, а смех в ответ на них дольше и визгливей. И свет радужных фонариков над головами постепенно тускнел. Орайре больше не сидели на первоначальных местах. Бесцеремонно перескакивали через полулежащих мужчин, шутливо отбивались, если кто-то пытался удержать, усадить рядом с собой. Когда стало ещё темнее, и сами рта начали пересаживаться, рои распадались. Кхи-шош’э в самом деле заставлял кхиров вспомнить, что все они не просто один народ, одно племя, но и одна большая семья.

Следить за временем было невозможно. Как долго продолжалось пиршество? Часа три-четыре? Дольше? Зал погрузился в фантастический многоцветный полумрак. Шум голосов миновал свой пик, гости стали разговаривать тише. Смысл фраз угадывался с трудом, но собеседники и не нуждались в каком-то особом смысле. Пить, есть, радоваться жизни.

Полумрак и многочисленные «кайяхи» делали своё дело. Рассмотреть весь зал теперь было невозможно, лишь шевелящиеся тени. Но и того, что происходило рядом, достаточно. Давид видел, как метрах в пяти от него смотрительница страстно лобзается с соседом. А ведь у кхиров поцелуй — начало любовного акта… Кхи-шош’э — праздник тела. Арояну стало не по себе, от мысли, что предстоит стать свидетелем оргии. Он быстро взглянул на подругу. Тассит происходящее не смущало, наоборот, возбуждало! Приоткрытые губы, блестящие глаза, чуть дрожащие пальцы, сжимающие опустевший фужер.

— Кайях, — прозвучал за плечом девичий голос.

Ароян быстро оглянулся. Светлошерстая, в темноте почти такая же белая, как Тассит, орайре откуда-то взялась на месте Шубси. Не дожидаясь ответа, подвинула к Давиду наполненный фужер, кивнула повернувшейся Тассит, приглашая и её присоединиться. «Кайях» — Ароян наполнил фужер подруги. «Кайях».